Печать
PDF

Глава 2. Наука конституционного права - Страница 4

Posted in Конституционное право - М.В.Баглай Конституционное право зарубежных стран

 

§ 4. Наука конституционного права в XX веке

Развитие науки конституционного права в XX в. распадается на два периода, четкой гранью между которыми является вторая мировая война.

I. Уже в первые десятилетия XX в. классическая школа под­вергается критике и постепенно теряет господствующие позиции. Разумеется, накопленный ею "банк данных" сохранял свое значе­ние и использовался на практико-прикладном уровне, но ее ис­ходные установки уже не определяли развитие конституционно-правовой доктрины.

Сторонники новых ориентации, получивших обобщающее на­звание юридико-социологического направления (Л. Дюги, М. Ориу, Л. Гумплович, Р. Сменд и др.), отвергали позитивистскую методо­логию и настаивали на том, что государствоведение должно об­ратиться к социально-политическим реалиям.

Практически это выразилось прежде всего в замене юриди­ческого видения государства, свойственного классической школе, трактовкой государства в понятиях силы и фактического властво­вания. Так, по Дюги, государственная власть есть "социологичес­кий факт", правление людей, в каком-то отношении более силь­ных, чем остальные; будучи фактом, государственная власть не нуждается в легитимации, понятия воля и суверенитет народа оказываются излишней "недоказуемой идеей". В контексте кон­ституционного права трактовка государства как силы приводила многих государствоведов (например, Л. Гумпловича) к выводу о несостоятельности понятия "правовое государство".

Классическая школа, связанная с идеологией экономическо­го либерализма, принадлежала к учениям, важным отправным пунктом которых была отдельная человеческая личность — инди­вид. Представители социологического подхода считали, что инди­видуалистические доктрины отжили свой век и заменили индиви­да "общностью", "коллективом" в том или ином их понимании.

Наиболее известный автор того периода, французский госу-дарствовед Л. Дюги "со всей возможной энергией" (выражение известного русского юриста П.  Новгородцева)  отвергает классическую школу за ее индивидуалистический подход, за то, что она видит отдельного человека, но не видит "социальной солидарно­сти", которая и должна определять государственно-правовые от­ношения и институты. Из идеи "социальной солидарности" следу­ет приоритет обязанностей всех членов общества, ее реализация делает излишними понятия субъекта права и субъективного пра­ва. Только "социальная солидарность" может поставить государ­ственную власть в строгие правовые рамки. Л. Дюги критикует в этой связи концепцию "самоограничения государства", которую развивали Г. Еллинек и другие представители классической шко­лы, за то, что в данной концепции "самоограничение" зависит только от самого государства. Но даже с учетом этого обстоя­тельства подход классической школы к проблеме выглядит куда более реалистичным. В той же плоскости, что и "социальная со­лидарность", лежит концепция "интегрированного общества" не­мецкого ученого Р. Сменда и некоторые другие.

Можно привести и другие примеры, показывающие, как и вышеприведенные, характерную особенность юридико-правового направления: выдвигались в принципе правильные тезисы, как-то: "наука конституционного права должна выйти за рамки юри­дической догматики"; "в трактовке государства нельзя упускать из виду фактор силы"; "для жизнедеятельности государственно­го механизма чрезвычайно важны общественное сознание и кол­лективные представления". Однако их дальнейшая разработка приводила к выводам, не только малосостоятельным в научном плане, но и препятствовавшим демократической ориентации кон­ституционно-правовой доктрины.

Как относительное исключение в этой последней связи мо­жет рассматриваться так называемый институционализм — тео­рия, согласно которой в развитом обществе политическая власть разделена между государством и другими "институциями" (парти­ями, профессиональными и предпринимательскими союзами и т. п.). Хотя с тезисом о разделе (диффузии) государственной власти со­гласиться трудно, необходимо отметить, что в теории институци-онализма нашла отражение сложная структура политической си­стемы общества в развитых странах; это способствовало в даль­нейшем, уже во второй половине века, развитию концепции плюралистической демократии и политического плюрализма (мно­гообразия). Что же касается популярных в рассматриваемый пе­риод идей дюгизма (они активно обсуждались и в советской науч­ной литературе 20-х гг.), то они сошли на нет, не оставив в совре­менной конституционно-правовой доктрине сколько-нибудь заметного следа, в частности и потому, что они оказались созвуч­ны трактовке государственной власти и соотношения индивида и общества в тоталитарных идеологиях XX в.1

В ряде европейских государств эти идеологии, отрицавшие демократические конституционные принципы, стали официаль­ными, превратив науку государственного права в апологетику тоталитарных режимов, имевшую мало общего с наукой. С уче­том вышесказанного можно сделать вывод, что первая половина XX в. — это период стагнации в науке конституционного права. В значительно меньшей степени это относится к английской и аме­риканской юридической литературе, да и в европейской (особенно выдвинувшейся на первый план французской литературе) содер­жалось немало значимых разработок по проблемам парламентс­кого права, соотношения законодательной и исполнительной вла­стей и расширения компетенции последней, делегированного за­конодательства и др. Так, тому же Л. Дюги принадлежит формула "собственность обязывает", которую сегодня можно встретить в конституциях многих стран.

II. Во второй половине XX в. в науке конституционного пра­ва происходят существенные позитивные изменения, которые сегодня позволяют охарактеризовать ее как демократическую доктрину   конституционного   права.

Исходным пунктом этого развития стало осознание мировым сообществом на конкретном историческом опыте, какую угрозу и бедствия несет с собой тоталитарная государственность. После вто­рой мировой войны в странах Западной Европы и в Японии, осво­бодившихся от фашистских и профашистских режимов, были при­няты конституции, основанные на фундаментальных демократи­ческих принципах. Позднее, после распада социалистической системы, конституции аналогичного типа были приняты в странах Центральной и Восточной Европы. В результате деятельности Организации Объединенных Наций и некоторых других масштаб­ных международных организаций многие конституционные прин­ципы и нормы приобрели характер международно-правовых стан­дартов. Это конституционное развитие явилось главным факто­ром, предопределившим характер и ведущие установочные идеи современной науки конституционного права.

Основная из них — организация и функционирование госу­дарственной власти в соответствии с принципами правовой го­сударственности при главенствующей роли института основ­ных прав и свобод человека и гражданина. На рубеже нового тыся­челетия правовое государство стало фундаментальным понятием науки конституционного права. Напомним, что оно прозвучало впервые на рубеже XIX—XX вв. в трудах представителей клас­сической школы. Здесь прослеживается преемственная связь, од­нако различия достаточно существенны. Прежде это было не более чем доктринальное понятие; ныне правовое государство — прин­цип, закрепленный в большинстве действующих конституций в качестве основы государственного строя. Ранее перспективы пра­вовой государственности связывались исключительно с волей го­сударственной власти в порядке ее "самоограничения";  сегодня они воспринимаются как результат взаимодействия внутригосу­дарственного права с международным, которое сделало принци­пы правового государства международно-правовыми стандарта­ми. На рубеже веков понимание правового государства не выхо­дило за рамки сугубо юридического подхода; в конце XX в. общепризнано, что правовое государство может реализовывать-ся, лишь будучи одновременно социальным государством.

Разумеется, в рамках общей ориентации доктрины консти­туционного права возможны различные трактовки многих, в том числе существенных, проблем и институтов этой отрасли права. В конкретно-исторических условиях возможно, например, про­тивостояние взглядов на форму правления сторонников парла­ментской республики, с одной стороны, и республики президен­тского типа — с другой; или же сторонников далеко идущего федерализма и, наоборот, государственной централизации. Это, однако, далеко не то же самое, что научная борьба в прошлом между защитниками государственного строя абсолютной монар­хии и приверженцами республиканской формы правления или противостояние идей правовой государственности и диктатуры пролетариата. Сегодня при всех различиях и теоретических спо­рах, которые неизбежны в науке, в конечном счете трудно вы­делить крупные школы конституционного права, противостоя­щие друг другу по основополагающим теоретическим аспектам правовой государственности.

Изменились и ушли из стадии противостояния также отно­шения науки конституционного права и политической науки. Эта последняя сложилась на рубеже XIX—XX вв. в США. Она про­возгласила себя прагматической наукой, изучающей в отличие от юридической науки реальное функционирование государственно-правовых институтов. Отказавшись от теоретических конструкций, политическая наука на первых порах выступала как наука сугубо эмпирическая, не шедшая далее фактологического освещения этих институтов, личностных характеристик государственных деяте­лей и т. п. После второй мировой войны под американским влияни­ем политология переместилась и на Европейский континент, тоже как дисциплина преимущественно эмпирическая. Однако в даль­нейшем теоретический уровень политологии существенно возрос. В ней сложились два направления: одно из них считало предме­том данной науки прежде всего и главным образом политику и политические отношения, а другое — изучение политических систем, преимущественно в их институциональном аспекте. В тех странах, где преобладало второе направление, политическая на­ука тесно сблизилась с наукой конституционного права, в кото­рой в свою очередь ранее уже возросла социологическая ориента­ция. Во Франции, например, сложилась дисциплина, именуемая "Конституционное право и политические институты". Вряд ли можно говорить о науке конституционного права в США как ав­тономной по отношению к политической науке.

Если сравнить науку конституционного права в разных стра­нах, то обнаруживаются немаловажные отличия. Они обусловле­ны особенностями государственного строя, отражающего историю и традиции страны, демографические и геополитические факто­ры, политическую ситуацию, в которой принималась ее консти­туция и т. п. Они обусловлены также своеобразием пути развития, пройденного юридической наукой в каждой стране, особенностя­ми общественного сознания, в первую очередь правосознания, и т. п. Сказывается и соперничество национальных доктрин, хотя в на­стоящее время нет такого противостояния и конфронтации, кото­рыми в XIX — начале XX в. отличались взаимоотношения наук конституционного права во Франции и государственного права в Германии (об этом говорит даже наименование наук). Хотя сегод­ня отчетливо проявляется тенденция к нивелированию различий (в частности, под влиянием интеграционных процессов), консти­туционно-правовые доктрины отдельных стран сохраняют каждая свой стиль и характерные черты, по-разному расставляют акценты в освещении институтов действующего права. С этим связано то большое внимание, которое в науке конституционного права уделя­ется сравнительно-правовым исследованиям.

Укажем еще на одну чрезвычайно важную особенность на­уки конституционного права на рубеже нового тысячелетия. Се­годня ушло в прошлое длительное идеологическое противостоя­ние западной демократической конституционно-правовой доктри­ны и социалистической науки государственного права, сложившейся в Советском Союзе, других странах социалистической системы. Эта наука видела одну из важнейших своих задач в критике и разоб­лачении "буржуазной демократии". Она отрицала основные идеи и ценности, на которых основывались демократическая конститу­ционно-правовая доктрина и само конституционное право второй половины нашего века, как-то: правовое государство, разделе­ние властей, политический и идеологический плюрализм, неот­чуждаемые права человека и гражданина, парламентаризм, кон­ституционное правосудие и т. д. Даже после того как в 60—70 гг. вследствие отказа от "диктатуры пролетариата" (которая как власть, не ограниченная законом, не оставляла конституцион­ному праву сколько-нибудь значимой роли) и утверждения прин­ципа "мирного сосуществования" двух общественных систем в социалистической науке государственного права произошли не­которые позитивные сдвиги и расширился круг исследований, по­священных основным институтам конституционного права, в том числе и зарубежным, исходные позиции серьезных изменений не претерпели.

Качественно новый период в развитии российской науки кон­ституционного права начался в конце 80-х гг., когда подобающее ей место заняла идея правового государства, а права и свобода человека и гражданина перестали рассматриваться как дарован­ные ему государством и партией.

Политические процессы, проходившие в России, ломали ста­рые институты и незамедлительно требовали новых реальных знаний о парламентаризме, избирательных системах, принципах реального федерализма, судебном конституционном контроле н т. д. Формировалась новая демократическая доктрина конституцион­ного права. Ее становление было достаточно сложным — в проти­востоянии новых идей и прежних представлений, но в целом ус­пешным. Важным фактором, стимулирующим развитие этой док­трины, стала Конституция Российской Федерации 1993 г., по всем основным параметрам соответствующая модели современной де­мократической конституции.

Основу сегодняшней российской конституционно-правовой доктрины составляют демократические взгляды на устройство государства, в концентрированной форме выраженные в идее правового государства и главенства института прав и свобод чело­века и гражданина.

Тем самым она отчетливо отразила основное направление развития демократической конституционно-правовой доктрины на рубеже нового тысячелетия.

Основные положения и установки конституционно-правовой доктрины, исторически сложившейся на Европейском и Амери­канском континентах, восприняты в ряде стран и за их пределами (например, Индия, Израиль). Вместе с тем нельзя не видеть, что в государствах, именующих себя исламскими, а под их влиянием и в некоторых других государствах либерально-демократической конституционной доктрине противостоит доктрина, основанная на исламе и отстаивающая иной тип государственного устройства и правового статуса личности. В этой доктрине нет места суверени­тету народа, политическому и идеологическому плюрализму, рав­ноправию, независимо от пола и отношения к религии и многим другим демократическим принципам и институтам. С трудом впи­сывается в эту доктрину даже само понятие конституций, да и то понимаемой как закон, октроированный (дарованный) монар­хом либо верховным религиозным лидером.

Следует помнить и о том, что предмет науки конституцион­ного права шире, чем само конституционное право. Наряду с ис­точниками и институтами данной отрасли он охватывает истори­ческое развитие конституционного права как такового и его ос­новных институтов, зарубежное конституционное право. Кроме того, наука конституционного права изучает свой собственный путь развития, разрабатывает свою методологию, определяет свои от­ношения со смежными научными дисциплинами.