Формулирование такой позиции можно встретить и при участии судей государственных судов. Так, на совещании судей Новосибирского областного суда и представителей учреждения юстиции на территории Новосибирской области (14 июля 2004 г.) было указано: "...учитывая требования ст. 28 Закона о регистрации, решение третейского суда может быть представлено в учреждение юстиции в качестве правоустанавливающего документа. Вместе с тем в соответствии с законодательством о третейских судах третейский суд - это орган, образованный сторонами для решения конкретного спора, возникшего между сторонами и переданного на рассмотрение и разрешение конкретного третейского суда по их соглашению в соответствии с заключенным между ними третейским соглашением (третейской оговоркой). Созданные на паритетных началах третейские суды органами судебной власти не являются и не входят в судебную систему Российской Федерации. Решения третейского суда являются обязательными только для сторон третейского разбирательства, которые добровольно принимают на себя обязанность исполнять их. Поэтому в соответствии с п. 1 ст. 13, п. 1 ст. 17, п. 1 ст. 18 Закона о регистрации учреждение юстиции вправе осуществлять проверку законности вынесенного решения и при наличии оснований, предусмотренных п. 1 ст. 20 вышеуказанного Закона, обязано отказать в проведении таковой. В этом смысле решение третейского суда не обладает общеобязательной силой судебного акта, постановленного судом, входящим в судебную систему Российской Федерации" <1>.

<1> http://just.siberia.net/uniwersal_m.php?urla=sud_pra_sov.htm.

С нашей точки зрения, подобный подход подрывает статус третейских судов как юрисдикционных органов и безосновательно расширяет полномочия регистрационных органов. Толкование полномочий регистрирующих органов с точки зрения их возможности проверки законности решений третейских судов сводит на нет положения законодательства, согласно которым третейские суды рассматриваются в качестве органов защиты гражданских прав. Более того, даже суды не обладают полномочиями по пересмотру решений третейских судов по существу. Возникает резонный вопрос: почему же такими функциями должен обладать орган исполнительной власти, если ими не обладают даже органы судебной власти?
Решение третейского суда, как и решение любого иного юрисдикционного органа, до тех пор, пока оно не отменено в установленном порядке, обладает свойством достоверности, презюмируется истинным и законным. Правовая оценка и правовая ревизия решения третейского суда в ограниченных законом пределах могут осуществляться только судебными органами, но не органами исполнительной власти.
Нам видятся иные пути развития практики по этой проблеме. В частности, перспективной выглядит та позиция, которая была намечена в одном из постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, который указал, что решение третейского суда не может являться основанием для государственной регистрации прав на недвижимое имущество, поскольку арбитражная оговорка, в соответствии с которой третейский суд рассмотрел спор, признана арбитражным судом недействительной <1>. Развивая высказанное суждение, придем к выводу о том, что не регистрирующий орган должен давать оценку действительности третейского соглашения, а исключительно компетентный государственный суд.

<1> Постановление Президиума ВАС РФ от 19 декабря 2000 г. N 5154/99.

Среди негативных тенденций как судебно-арбитражной практики, так и практики учреждений юстиции можно отметить и стремление в некоторых случаях обязать стороны представить исполнительный лист на принудительное исполнение решения третейского суда о признании права собственности на недвижимое имущество. Примером может служить случай, когда Министерство юстиции Ставропольского края в информационном письме от 8 июля 2003 г. "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество, установленных решением третейского суда" указало, что "решение третейского суда является основанием для регистрации права собственности, если на него выдан исполнительный лист и в нем содержатся все данные, необходимые для внесения записи в Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество".
Подобного рода примеры можно привести и из судебно-арбитражной практики. Так, например, в одном из постановлений Федерального арбитражного суда Западно-Сибирского округа указывается, что регистрация права на основании решения третейского суда может быть осуществлена только при наличии исполнительного листа <1>. Такой же вывод содержится в одном из постановлений Федерального арбитражного суда Волго-Вятского округа <2>.

<1> Постановление ФАС Западно-Сибирского округа от 20 июня 2005 г. по делу N Ф04- 3713/2005(12113-А45-38).
<2> Постановление ФАС Волго-Вятского округа от 12 ноября 2004 г. по делу N А29- 4623/2004-2э.

Однако такой подход представляется по меньшей мере дискуссионным. Выдача исполнительного листа на исполнение решения суда о признании права собственности невозможна, поскольку исполнению подлежат лишь решения о присуждении, но никак не исковые требования о признании. Решение о признании подразумевает его исполнение уже в силу самого его принятия.
К настоящему времени сложились четыре основные концепции, при помощи которых объясняется допустимость заключения третейских соглашений о передаче споров о правах на недвижимость третейским судам.
Консервативная теория наиболее последовательно излагается Е.А. Сухановым. В частности, эта доктрина основывается на том, что в последние годы можно наблюдать попытки необоснованного расширения компетенции третейских судов за счет включения в нее споров о правах на недвижимое имущество <1>.

<1> См.: Суханов Е.А. О третейском разбирательстве споров // ЭЖ-Юрист. 2006. N 24. С. 7.

В русле этой теории находятся суждения о недопустимости заключения третейских соглашений о передаче споров о правах на недвижимость на разрешение третейских судов с опорой на п. 1 ст. 38 АПК РФ, согласно которому споры о правах на недвижимость относятся к исключительной подсудности государственных арбитражных судов. Между тем в этой норме речь идет о подсудности, но не о подведомственности - механизме распределения дел между различными юрисдикционными органами.
Не могут быть признаны приемлемыми и встречающиеся в обоснование этой точки зрения ссылки на подп. 2 п. 1 ст. 248 АПК РФ, устанавливающий исключительную компетенцию российских арбитражных судов в отношении споров о недвижимости, находящейся на территории России. Применение указанной нормы в отношении третейских судов (включая и международные коммерческие арбитражи) недопустимо, на что неоднократно обращалось внимание в литературе <1>.

<1> См.: Комаров А.С. Международный арбитраж в России // ЭЖ-Юрист. 2004. N 12. С. 9; Рожкова М.А. О некоторых вопросах принудительного исполнения решения третейских судов // Вестник ВАС РФ. 2004. N 9. С. 171.

К сожалению, имеется достаточно широкий круг сторонников той точки зрения, согласно которой недопустимо включение в сферу применения третейского соглашения правоотношений по поводу прав на недвижимость. Как следствие, делается вывод о невозможности рассмотрения споров о правах на недвижимое имущество третейскими судами. С точки зрения сторонников такого подхода, эта категория споров относится к исключительному ведению государственных судов. Обоснование подобного положения ведется за счет рассуждений о наличии публичного начала в сделках с недвижимостью, что понуждает государство осуществлять контроль за этими сделками.
У сторонников консервативной концепции имеются и обвинения третейских судов в искусственном создании споров, когда в попытках легализовать свои права стороны придумывают несуществующие споры, обращаются в третейские суды, решения которых становятся основой для обращения за регистрацией права на недвижимость <1>.

<1> См., например: Пискунова М.Г. Государственная регистрация прав на недвижимость на основании судебных актов // Недвижимость и инвестиции. Правовое регулирование. 2003. N 3 - 4. С. 69 - 70.

Ответом в данном случае вполне могут служить слова, сформулированные Д.В. Пятковым и Ю.В. Холоденко: "...логично было бы предположить (с учетом отмеченных противоречий в практике арбитражных судов), что теперь под сомнение следует ставить всякое правосудие, решение любого суда должно подвергаться правовой экспертизе наравне с договорами и иными правоустанавливающими документами" <1>. Справедливыми кажутся суждения упомянутых авторов о том, что пороки правоприменения не следует выдавать за пороки той формы, с использованием которой совершаются те или иные нарушения закона. Следует различать вопросы сугубо юридические и морально-этические <2>. Сюда же следует присоединить и мнение тех, кто утверждает, что сложившаяся практика злоупотреблений не может служить основанием для искажения смысла норм закона и умаления роли третейского разбирательства <3>.

<1> Пятков Д.В., Холоденко Ю.В. О третейских судах и принимаемых ими решениях // ЭЖ- Юрист. 2006. N 11.
<2> См.: Там же.
<3> См.: Курочкин С.А. Третейское разбирательство гражданских дел в Российской Федерации: теория и практика. М.: Волтерс Клувер, 2007. С. 203.

В рамках дискуссии об определении границ сферы применения третейского соглашения и компетенции третейского суда по рассмотрению споров о правах на недвижимость была сформулирована концепция, которую условно можно именовать обязательственно-правовой. Одним из наиболее известных сторонников обязательственно-правовой теории является Т.Н. Нешатаева <1>. Законченное выражение эта доктрина нашла в одном из постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ и в одном из ранних (неопубликованных) проектов информационного письма N 96. Основные аргументы этой теории заключаются в том, что сфера применения третейских соглашений ограничена только обязательственно-правовыми отношениями. Отсюда следует вывод о том, что третейские суды вправе рассматривать иски о правах на недвижимость, вытекающие из обязательственно-правовых отношений, и не имеют права рассматривать иски о вещных правах на недвижимость. Таким образом, предложен весьма четкий критерий, опираясь на который, можно очертить сферу применения третейского соглашения и компетенцию третейских судов при рассмотрении споров о правах на недвижимое имущество.

<1> См.: Нешатаева Т.Н. Суд и арбитраж: историческая взаимосвязь и современное взаимодействие // Третейский суд. 2005. N 1 (37). С. 15.

Сторонники этой концепции утверждают, что "третейский суд как орган, разрешающий спор между конкретными лицами и принимающий решения, обязательные только для этих лиц, не вправе принимать решения о признании права собственности, которые обязательны для неопределенного круга лиц". Следовательно, делается вывод: "...компетенция третейских судов ограничена пределами обязательственного права, в котором точно известны стороны правоотношения. Рассматривать же споры, регулируемые вещным правом, третейский суд не может" <1>.

КонсультантПлюс: примечание.
Статья М. Козлова "Проблемы компетенции третейских судов" включена в информационный банк согласно публикации - "ЭЖ-Юрист", 2006, N 11.
<1> Козлов М.А. Проблемы компетенции третейских судов // Вестник ВАС РФ. 2005. N 9. С. 152 - 154.

Вместе с тем следует подчеркнуть, что предлагаемый критерий является сугубо доктринальным. Действующее законодательство не оперирует нормами, которые бы давали основания для бесспорного укоренения обязательственно-правовой доктрины. В данном случае справедливы слова В.А. Мусина, который отметил, что если бы законодатель хотел бы сказать, "что он относит к исключительной подсудности арбитражного суда только вещно-правовые споры или споры о вещных правах на недвижимое имущество, он бы, наверно, так и сказал" <1>. Поскольку же законодатель этого не сделал, то с обязательственно-правовой теорией вполне могут конкурировать и иные воззрения на сферу применения третейских соглашений.

<1> Мусин В.А. Там, где кончаются споры, там кончается наука... // Третейский суд. 2005. N 3 (39). С. 7.

Среди аргументов против этой концепции следует указать на прямое противоречие одной из норм действующего законодательства, а именно ст. 25 Федерального закона "Об ипотеке (залоге недвижимости)", которая предусматривает прекращение регистрационной записи об ипотеке (а следовательно, и вещного права - ипотечного права) на основании решения третейского суда.
Имеет распространение и либеральная концепция, которая прямо противоположна консервативной и которую можно считать другой крайностью в оценке сферы применения третейского соглашения и компетенции третейских судов при рассмотрении споров о правах на недвижимое имущество. Последователи либеральной теории полагают, что субъекты гражданского оборота вправе заключать третейские соглашения о разрешении споров о правах на недвижимость, не ограниченные какими-либо рамками. Как следствие, принятое по такому спору решение третейского суда рассматривается в качестве основания для того, чтобы регистрирующие органы произвели государственную регистрацию прав на недвижимость. Отсюда следует еще один очень существенный вывод: как не подлежат проверке и пересмотру со стороны Федеральной регистрационной службы решения государственных судов, так и решение третейского суда остается вне контроля регистрирующих органов. Сторонники этой теории отвергают распространенное среди многих юристов мнение о том, что одним из основных критериев, которым следует руководствоваться в данной дискуссии, выступает критерий характера спорных правоотношений: являются ли они публичными или частными <1>, а в некоторых случаях высказываются сомнения относительно возможности найти границу между частным и публичным правом <2>.

<1> См.: Алгазин А.М., Дуйко Л.В., Пащенко К.А. К вопросу о неоднородности правоприменительной практики по делам о признании права собственности на недвижимое имущество // Третейский суд. 2005. N 6 (42). С. 89.
<2> См.: Тарасов В.Н. Еще раз о признании права собственности в третейских судах // Третейский суд. 2003. N 2 (26). С. 120.

И наконец, существует группа взглядов на критерии определения границ применения третейских соглашений, которые допустимо свести к единой теории и обозначить ее как процессуальную. Наименование этой теории можно объяснить тем, что в ее основе лежит стремление объяснить сферу применения третейских соглашений по поводу споров о правах на недвижимость на базе процессуальной классификации исков и соответствующих им судебных решений (имеются в виду иски о признании, иски о присуждении, иски о преобразовании). Концепции этой направленности пытаются обосновать пределы применения третейских соглашений и границы компетенции третейских судов при рассмотрении споров о правах на недвижимость с использованием категорий процессуального характера.
Представители данного направления пытаются обосновать границы применения третейских соглашений и пределы компетенции третейских судов при рассмотрении споров о правах на недвижимое имущество путем использования процессуальной характеристики исков и соответствующих им судебных решений. Рассуждения в контексте процессуальных теорий основаны на поиске границы между публичным и частным в степени воздействия принимаемого юрисдикционным органом решения на спорные правоотношения. Доминантой соответствующих рассуждений является то, что если путем принятия судебного акта происходит преобразование спорного правоотношения, то этот судебный акт имеет публично-правовой эффект. Если судебный акт не вызывает такого эффекта, который производит изменения в спорном правоотношении, то такой акт влечет частноправовые последствия.
Так, например, В.А. Мусиным подчеркивалось, что решение третейского суда о правах на недвижимость должно иметь характер решения по иску о присуждении <1>. Т.Е. Абова полагает, что главной в этом вопросе является проблема исполнения "решений третейских судов, принявших решение о признании права собственности на недвижимость. Причем только о признании права собственности без присуждения ответчика к совершению каких-либо действий" <2>.

<1> См.: Мусин В.А. Рассмотрение споров о праве собственности на недвижимость третейскими судами // Арбитражные споры. 2005. N 3 (31). С. 232.
<2> Абова Т.Е. Признание третейскими судами права собственности или иных вещных прав на недвижимое имущество // Третейский суд. 2005. N 3 (39). С. 9.

Нами также неоднократно высказывались суждения по поводу определения сферы применения третейского соглашения в отношении споров о недвижимости <1>. Суть высказываемых соображений сводилась к следующему. Степень публичности решения третейского суда определяется на основе того юридического эффекта, который производится таким решением. В том случае, если судебное решение преобразует спорное правоотношение, то оно обладает эффектом публичности. Если же решение лишь констатирует то или иное правовое состояние, то оно не обладает эффектом публичности. Эта идея, с нашей точки зрения, и должна быть в основании регулирования границ применения третейского соглашения и компетенции третейских судов по вопросам разбирательства споров о недвижимости.

<1> См.: Скворцов О.Ю. Иски о признании права собственности в практике третейских судов // Третейский суд. 2002. N 3/4. С. 188 - 194; Он же. Комментарий к Федеральному закону "О третейских судах в Российской Федерации" (научно-практический). М., 2003. С. 22 - 32; Он же. Третейский суд. Арбитрабельность споров // Юрист и бухгалтер. 2004. N 2 (15). С. 30 - 34; Он же. Рассмотрение третейскими судами споров об объектах, не завершенных строительством // Правовые вопросы строительства. 2004. N 1. С. 47 - 52; Он же. Третейское разбирательство предпринимательских споров в России. Проблемы. Тенденции. Перспективы. М., 2005. С. 410 - 426; Он же. Проблемы третейского разбирательства предпринимательских споров в России: Дис. ... д.ю.н. СПб., 2006.

Но на сегодняшний день правовое регулирование этого вопроса не соответствует нуждам гражданского оборота. Это и провоцирует нескончаемые споры о пределах компетенции третейских судов в этом вопросе. Участники дискуссии довольно убедительно обосновывают прямо противоположные точки зрения. Но одним из признаков сближения их позиций является то, что подавляющее большинство участников этого спора приходят к выводу о том, что при определении сферы применения третейского соглашения и компетенции третейских судов при разрешении споров о правах на недвижимость необходимо основываться на положении о том, что решение третейского суда затрагивает публичные интересы или частные.
Моделирование правового регулирования сферы применения третейских соглашений и компетенции третейского суда при разрешении споров о правах на недвижимость должно, с нашей точки зрения, базироваться на определенных принципах. Эти принципы могут быть сведены к следующему. Третейский суд является элементом юрисдикционной системы России, и принимаемые им акты являются юридическими фактами, которые, не будучи опровергнутыми в установленном порядке, обладают свойствами достоверности, обязательности для определенных лиц и порождают правовые последствия, в том числе и обязанность соответствующих государственных органов учитывать вызываемые этими актами последствия. Это означает, что субъекты гражданского оборота, заключая третейские соглашения, в том числе и по поводу разрешения споров о правах на недвижимое имущество, должны исходить из того, что соответствующее решение третейского суда будет иметь необходимый юридический эффект, обеспечивающий защиту субъективных гражданских прав.
Вряд ли могут быть найдены принципиальные препятствия к тому, чтобы третейские суды выступали в качестве тех юрисдикционных органов, которые бы разрешали споры о субъективных гражданских правах на такой объект гражданского права, как недвижимая вещь. И для разрешения данного спора неважно, каков характер спорного правоотношения: является ли оно вещным или обязательственным. Попытка же ограничить круг рассматриваемых третейским судом дел только спорами, вытекающими из обязательственных правоотношений, с нашей точки зрения, имеет искусственный характер, поскольку не учитывает того обстоятельства, что обязательственные отношения влекут вещные эффекты (переход права собственности, возникновение ограниченных вещных прав, установление сервитутов и т.д.). Таким образом, подход, основанный на подобного рода разграничении, имеет некоторую искусственность, свидетельствующую об игнорировании условности деления вещных и обязательственных правоотношений.
Вопрос о границах применения третейского соглашения и об объеме компетенции третейских судов при рассмотрении споров о правах на недвижимое имущество следует рассматривать как вопрос правовой политики, решение которого зависит от ситуации в обществе в конкретный исторический период. Большее или меньшее наделение третейских судов полномочиями по рассмотрению споров о недвижимости отражает уровень зрелости государства и общества. Высокий уровень общественной зрелости и есть основа для расширения сферы применения третейского соглашения и, соответственно, для наделения частных юрисдикционных органов, каковыми являются третейские суды, полномочиями публично-правового характера, в том числе и связанными с разрешением споров о правах на недвижимость. Однако обязательным условием эффективности этого правового института будет то, что пределы этих полномочий должны быть очерчены в законодательстве. Та неопределенность в этом вопросе, которой характеризуется современное нормативное регулирование, должна быть исключена.
При определении пределов применения третейского соглашения по вопросам разрешения споров о недвижимости необходимо исходить из того, что переход права собственности на недвижимые вещи является результатом сложного фактического и правового состава, элементы которого составляют факты как частного, так и публичного права. При этом взаимосвязь этих фактов такова, что порок в одном из элементов влечет недействительность всего сложного состава по переходу права. Именно этим обстоятельством и следует объяснять сложность тех споров, которые возникают по поводу недвижимости. При характеристике спорного дела в отношении недвижимости, как справедливо отмечает В.А. Мусин, важно учитывать два обстоятельства: с одной стороны, "гражданско-правовой характер того права, о котором идет речь, а право собственности является одним из типичных, если не самым важным из числа гражданских прав. И, с другой стороны, тут есть публично-правовой элемент, который связан с оформлением этого права" <1>. Именно применительно к публично-правовому элементу сложного состава о правах на недвижимость справедлива позиция Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, сформулированная в п. 25 Обзора практики применения арбитражными судами предварительных обеспечительных мер, согласно которой "требование заявителя об отмене регистрации прав на недвижимое имущество носит публичный характер и адресовано публичному субъекту - органу по регистрации прав на недвижимое имущество" <2>.

<1> Мусин В.А. Там, где кончаются споры, там кончается наука. С. 8.
<2> Информационное письмо Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 7 июля 2004 г. N 78 "Обзор практики применения арбитражными судами предварительных обеспечительных мер".

Сегодня существует насущная потребность в переходе от толкования того, что написано, к предложениям о том, каким образом урегулировать отношения в этой области. Законодатель нуждается в рекомендациях об установлении норм, регулирующих сферу применения третейского соглашения и компетенцию третейских судов при рассмотрении споров о недвижимости.
Нам представляется, что законодатель должен искать способы мягкого контроля за решениями, принимаемыми третейскими судами. При этом мягкость контроля должна означать, что государство, контролируя реализацию решений третейских судов, не должно разрушать идею третейского соглашения и третейского разбирательства, идя путем простого запрета. В связи с этим нам кажутся категорически неприемлемыми те попытки исключить споры о недвижимости из компетенции третейских судов, которые мы наблюдали при обсуждении законопроекта, подготовленного Высшим Арбитражным Судом РФ.
Еще одной проблемной сферой применения третейских соглашений являются отношения корпоративного характера. Здесь следует отметить целый ряд факторов, которые препятствуют полнокровному укоренению третейских соглашений в области корпоративных отношений.
Во-первых, эта область общественной жизни подвержена серьезным конфликтам, которые получили наименование корпоративных войн. Одним из элементов технологий, при помощи которых участники этих конфликтов пытаются захватить контроль над юридическими лицами, являются акты юрисдикционных органов, при помощи которых легитимируются интересы и возможности заинтересованных лиц. К сожалению, имеют место и попытки недобросовестно использовать третейские соглашения и решения третейских судов как инструмент ухода от государственной юрисдикции. В 2002 г. была проведена реформа процессуального права и судоустройства, целью которой помимо прочего было и устранение подобного рода негативных явлений. Однако эта реформа, хотя в ее рамках и принималось новое законодательство о третейских судах, не создала препятствий для использования третейских соглашений как инструмента осуществления недружественных поглощений.
Во-вторых (и это уже собственно юридическая проблема), в современной юридической литературе отсутствует единство представлений о понятии корпоративных отношений и их соотношении с гражданскими правоотношениями. В свою очередь, это препятствует эффективному использованию третейских соглашений для урегулирования конфликтов в области корпоративных отношений.
Таким образом, нам представляется важным высказать собственную точку зрения на понятие корпоративных отношений, прежде чем определять сферу применения третейских соглашений в этой области.
Легальным основанием понятия корпоративных отношений является п. 2 ст. 48 ГК РФ, согласно которому учредители (участники) юридического лица могут иметь обязательственные права в отношении имущества этого юридического лица. Отсюда следует, что отношения между корпорацией (как разновидностью юридического лица) и ее членом (учредителем) - корпоративные отношения - являются обязательственно-правовыми отношениями. Таким образом, законодатель под корпоративными правами подразумевает особую разновидность гражданско-правовых отношений, поскольку таковые характеризуются как обязательственные.
В то же время рассуждения подобного рода не находят безусловной поддержки у исследователей. Так, например, В.А. Белов отмечает, что неправильно сводить корпоративные правоотношения исключительно к обязательственно-правовым отношениям. Таковые необходимо рассматривать как относительные правоотношения с учетом того обстоятельства, что обязательственные правоотношения - это хотя и самая распространенная, но не единственная разновидность относительных правоотношений <1>.

<1> Белов В.А., Пестерева Е.В. Хозяйственные общества. М.: Центр ЮрИнфоР, 2002. С. 133 - 134 (автор главы - В.А. Белов). См. также: Белов В.А. Гражданское право: Общая и Особенная части: Учебник. М.: Центр ЮрИнфоР, 2003. С. 808.

При характеристике корпоративных отношений Е.А. Суханов отмечает: "...корпоративные отношения близки к обязательственным, поскольку тоже имеют относительный характер (оформляя взаимосвязи каждого члена корпорации со всей корпорацией в целом). Но они возникают только между участниками конкретной организации, то есть закрыты для иных субъектов имущественного оборота. В ряде случаев они, на первый взгляд, касаются не непосредственного использования корпоративного имущества, а только организации взаимоотношений участников, членов корпорации (что в наибольшей степени проявляется в некоммерческих организациях). В действительности все они имеют четкую имущественную направленность, обусловленную самим характером деятельности созданной организации как юридического лица" <1>. Таким образом, Е.А. Суханов рассматривает корпоративные отношения исключительно как имущественные, даже если таковые складываются не только в связи с собственно имущественными интересами и притязаниями заинтересованных лиц.

КонсультантПлюс: примечание.
Учебник "Гражданское право: В 2 т. Том I" (под ред. Е.А. Суханова) включен в информационный банк согласно публикации - Волтерс Клувер, 2004 (издание второе, переработанное и дополненное).
<1> Гражданское право: Учебник. В 2 т. Т. 1 / Отв. ред. Е.А. Суханов. 2-е изд., перераб. и доп. М.: БЕК, 1998. С. 30 (автор главы - Е.А. Суханов).

Т.В. Кашанина дает более широкое и одновременно более абстрактное определение корпоративным отношениям. Под таковыми она понимает "разнообразные отношения внутри корпорации как единого и целостного образования, в котором объединены такие разноплановые категории людей, как собственники, управляющие, наемные работники" <1>. По сути, о том же спектре отношений внутри корпорации пишет и К.К. Лебедев: корпоративные отношения "нуждаются в правовом регулировании в целях обеспечения интересов их участников: владельцев долей и акций, работников" <2>.

<1> Кашанина Т.В. Корпоративное право (право хозяйственных товариществ и обществ): Учебник для вузов. М.: НОРМА-ИНФРА-М, 1999. С. 49.
<2> Лебедев К.К. Предпринимательское и коммерческое право: системные аспекты (предпринимательское и коммерческое право в системе права и законодательства, системе юридических наук и учебных дисциплин). СПб.: Юридический центр Пресс, 2002. С. 219.

Однако вполне резонно возникают вопросы: являются ли, например, корпоративные отношения предметом регулирования исключительно гражданского права или регулирование корпоративных отношений осуществляется и с использованием иных отраслей права? Какова правовая природа корпоративных отношений? Допустимо ли корпоративные отношения рассматривать в качестве разновидности гражданско-правовых отношений или все-таки возможны корпоративные правоотношения, которые по своей правовой природе не являются гражданско- правовыми?
Применительно к теме настоящего исследования ответы на данные вопросы означают и ответы на принципиальные вопросы о том, входят ли корпоративные отношения в сферу применения третейских соглашений; могут ли все категории спорных корпоративных отношений быть предметом разбирательства в третейских судах; какие разновидности корпоративных отношений могут передаваться в юрисдикцию третейского суда и при каких условиях это может быть сделано.
Т.В. Кашанина при анализе корпоративных отношений выделяет несколько их видов. В частности, она отмечает, что "самыми важными из них, пожалуй, являются отношения по управлению капиталами, находящимися в распоряжении корпорации. Не менее значимы и отношения по использованию ее материальных ресурсов. Но финансовые и материальные ресурсы корпорации будут лежать мертвым грузом, если в ней будет неудовлетворительно урегулирован процесс применения труда, если социальные вопросы, весьма значимые для работников, будут оттеснены в ее деятельности на обочину <1>. Подытоживая приведенную цитату, отметим, что Т.В. Кашанина под корпоративными правоотношениями понимает: 1) организационные (управленческие) правоотношения; 2) имущественные правоотношения; 3) трудовые правоотношения.

<1> Кашанина Т.В. Корпоративное право (право хозяйственных товариществ и обществ). С. 49.

Но не все исследователи так широко понимают корпоративные отношения. Некоторые ученые отмечают, что "корпоративные отношения относятся к гражданско-правовым отношениям" <1>.

<1> Хужокова И.М. Корпоративное право Российской Федерации. Курс лекций: Учебное пособие для вузов. М.: Экзамен, 2004. С. 72.

В.А. Белов указывает на то, что "права корпоративные, несомненно, относятся к числу прав гражданских, ибо представляют собой права имущественные и неимущественные, связанные с имущественными, возникают на началах свободы и юридического равенства участников имущественных отношений, обладают свойством неприкосновенности и подлежат, в случае их нарушения, судебной защите" <1>.

<1> Белов В.А., Пестерева Е.В. Хозяйственные общества. С. 127 - 128 (автор главы - В.А. Белов).

Приведенное определение в полной мере соответствовало бы поставленной цели - охарактеризовать корпоративные отношения как разновидность гражданско-правовых, если бы не одно препятствие. В п. 1 ст. 2 ГК РФ, определяющем круг отношений, регулируемых гражданским законодательством, речь идет, во-первых, об имущественных правоотношениях; во-вторых, о личных неимущественных правоотношениях, связанных с имущественными. Таким образом, в предмет регулирования гражданского права входят не все неимущественные отношения, а только личные неимущественные отношения. За границей законодательного определения остаются неимущественные отношения, не являющиеся личными.
Из ст. 2 ГК РФ следует, что имущественные правоотношения являются предметом регулирования гражданского права. А вот применительно к правам участия такого вывода нельзя сделать, чтобы не породить споров. Неслучайно, что применительно к корпоративным отношениям как предмету гражданско-правового регулирования в юридической литературе отмечалось, что право участия само по себе гражданско-правовым не является. Таким образом, среди юристов нет единства мнений о природе возникающих в данном случае правоотношений.
Так, в некоторых работах высказывалось суждение о том, что права участия являются личными неимущественными правами членов корпорации (акционеров) <1>. К примеру, О.Н. Садиков отмечает, что "неимущественные отношения личного характера, сопутствующие имущественным, возникают в деятельности хозяйственных товариществ и обществ, участники которых вправе участвовать в управлении делами товарищества и общества, получать информацию об их деятельности и знакомиться с соответствующей документацией. Ввиду тесной связи названных личных прав с имущественными и их регламентации в рамках единых законодательных актов и те и другие должны входить в предмет одной отрасли права - в данном случае гражданского права" <2>.

КонсультантПлюс: примечание.
Комментарий к Федеральному закону "Об акционерных обществах" в новой редакции (под ред. М.Ю. Тихомирова) включен в информационный банк согласно публикации - Издательство Тихомирова М.Ю., 2007.
<1> Комментарий к Федеральному закону "Об акционерных обществах" / Под общ. ред. М.Ю. Тихомирова. М.: Изд. г-на М.Ю. Тихомирова, 1996. С. 142 (автор комментария - С.В. Соловьева); Гражданское право России. Общая часть: Курс лекций / Отв. ред. О.Н. Садиков. М.: Юристъ, 2001. С. 25 (автор главы - О.Н. Садиков).
<2> Гражданское право России. Общая часть: Курс лекций / Отв. ред. О.Н. Садиков. С. 25 (автор главы - О.Н. Садиков).

В то же время А.М. Эрделевский считает, что корпоративные неимущественные права не могут быть отнесены к числу личных, так как под таковыми понимаются абсолютные права, неразрывно связанные с личностью гражданина и не имеющие имущественного содержания. В свою очередь, неимущественные права акционеров следует рассматривать в качестве относительных (так как праву акционера соответствует обязанность определенного лица - самого общества) и отчуждаемых (с переходом права собственности на акцию к другому лицу происходит переход всех удостоверяемых акцией прав) <1>. Вследствие этого делается вывод о том, что "правильнее говорить о рассматриваемых правах не как о личных неимущественных, а как о другой разновидности неимущественных прав - неимущественных корпоративных правах" <2>.

<1> См.: Эрделевский А.М. О защите личных неимущественных прав акционеров // Хозяйство и право. 1997. N 6. С. 70.
<2> Нохрина М.Л. Гражданско-правовое регулирование личных неимущественных отношений, не связанных с имущественными. СПб.: Юридический центр Пресс, 2004. С. 77.

Следует отметить, что еще О.А. Красавчиков указывал на то, что классификация отношений, составляющих предмет регулирования гражданского права, недостаточно полно отражает все стороны регулируемого предмета. В частности, существуют отношения, которые не относятся ни к имущественным, ни к личным неимущественным отношениям, но которые являются предметом регулирования гражданским правом <1>. В советском правоведении по этому поводу прошли острые дискуссии, в результате которых было определено место таких отношений в системе гражданско-правового регулирования и они были названы организационными отношениями <2>. Те идеи, которые высказывались О.А. Красавчиковым, были по-новому интерпретированы в новых экономических и политических условиях применительно к регулированию тех отношений, которые складываются в рамках или с участием корпораций.

<1> См.: Красавчиков О.А. Организационные гражданско-правовые отношения // Советское государство и право. 1966. N 10. С. 50 - 57.
<2> Советское гражданское право: Учебник. В 2 т. Т. 1 / Под ред. О.А. Красавчикова. 3-е изд., испр. и доп. М.: Высшая школа, 1985. С. 14 - 16 (автор главы - О.А. Красавчиков).

Так, например, в какой-то степени основываясь на взглядах О.А. Красавчикова, попытку объяснения правовой природы корпоративных прав (прав участия) предпринял А.Ю. Бушев. Говоря о том, что корпоративное право (право участия) само по себе гражданско-правовым не является, А.Ю. Бушев полагает, что это обусловлено тем, что сами по себе, взятые в отдельности, права участия (права акционера) не имеют ни имущественной, ни абсолютной личной природы. Вместе с тем они служат средством, во-первых, подготовки и организации имущественных отношений, а во-вторых, обеспечения имущественного интереса акционера. Права участия рассматриваются А.Ю. Бушевым как инструмент, средство, используемые законодателем для организации гражданско-правовых имущественных отношений в акционерном обществе <1>. Обязательственно-правовые отношения между акционерами и корпорацией рассматриваются как проявление особой степени организации таких имущественных отношений. При этом наделение акционера корпоративными правами - правами участия - призвано способствовать организации имущественных отношений, складывающихся между акционерами и обществом <2>. Таким образом, права участия (в понимании А.Ю. Бушева), по сути, являются организационными правоотношениями (в терминологии О.А. Красавчикова), выполняя функции по упорядочению режима реализации имущественных отношений в корпорации. В связи с этим возникает вопрос: почему бы волей законодателя не определить указанные отношения подлежащими регулированию гражданским правом?

<1> См.: Бушев А.Ю., Скворцов О.Ю. Акционерное право. Вопросы теории и судебноарбитражной практики. М.: Бизнес-школа "Интел-синтез", 1997. С. 20 - 21 (автор главы - А.Ю. Бушев).
<2> См.: Бушев А.Ю. Акции по законодательству Российской Федерации: Автореф. дис. ... к.ю.н. СПб., 1997. С. 8.

Вместе с тем в литературе высказывались и иные точки зрения по поводу правовой природы корпоративных отношений. Так, П.В. Степанов считает, что природа корпоративных отношений имеет имущественный характер, поскольку в их основе лежат экономические отношения собственности <1>. Б.М. Гонгало отмечает, что корпоративные отношения есть категория собирательная, объединяющая имущественные и организационные отношения, регулируемые гражданским правом. Включение этих отношений в предмет гражданского права обусловлено использованием метода координации при их регулировании" <2>. Такой же вывод делается Н.Н. Пахомовой, которая пишет, что "корпоративные отношения необходимо понимать как комплексные - имущественные и связанные с ними неимущественные (организационные) отношения" <3>.

<1> Степанов П.В. Корпоративные отношения в гражданском праве // Законодательство. 2002. N 6. С. 37; Он же. Корпоративные отношения в коммерческих организациях как составная часть предмета гражданского права: Автореф. дис. ... к.ю.н. М., 1999.
<2> Гонгало Б.М. Предмет гражданского права // Проблемы теории гражданского права / Институт частного права. М.: Статут, 2003. С. 21.
<3> Пахомова Н.Н. Основы теории корпоративных отношений (правовой аспект): Монография. Екатеринбург: Налоги и финансовое право, 2004. С. 56.

Казалось бы, что высказанные точки зрения дают возможность включения указанных отношений в предмет регулирования гражданским правом, без необходимости дополнительных обоснований. Однако следует отметить, что права участия все-таки не являются имущественными правами, а экономические отношения, лежащие в их основе, влияют на корпоративные отношения опосредованно. Если обратиться к сути тех отношений, которые возникают в связи с такими акционерными правами (правами участия), как право на получение информации о деятельности общества, право участия в общем собрании общества, то мы обнаружим, что непосредственной имущественной выгоды реализация этих прав их обладателю не приносит. Но, что особенно важно отметить в контексте настоящей работы, права участия, которые реализуются в рамках взаимоотношений участника корпорации и самой корпорации, непосредственно затрагивают и права третьих лиц, являющихся участниками корпорации. Это дает нам основания для вывода о том, что в рамках корпорации происходит своего рода малая публицизация отношений, которые складываются между участниками и между участниками и самой корпорацией. Не влияя непосредственным образом на отношения с третьими лицами, права участия взаимосвязаны внутри системы корпоративных прав, и попытка реализации таких прав либо некие дефекты в таких правоотношениях неизбежно затрагивают права всех участников корпорации.
Все эти длинные рассуждения имеют самое непосредственное отношение к теме настоящего исследования - определение границ применения третейских соглашений. Представим себе, что относительно спора о праве голосования на общем собрании акционерного общества достигнуто арбитражное соглашение между акционерным обществом и акционером о передаче этого спора на разрешение третейского суда. Решение вопроса о том, обладает ли акционер правом голосования на общем собрании или не обладает таковым, не может не затрагивать права иных акционеров, поскольку изменяет пропорции голосов при голосовании на общем собрании. Таким образом, все остальные акционеры (помимо истца - одного акционера и ответчика - акционерного общества) заинтересованы в последствиях разрешения того спора, который передается на рассмотрение и разрешение третейского суда. Это означает, что они должны иметь право участвовать в судебном разбирательстве как минимум в качестве третьих лиц. Однако, поскольку третейское соглашение заключено без их участия, то исходя из принципов регулирования третейского разбирательства они лишены права участия в этом разбирательстве. Следовательно, третейское соглашение, заключенное относительно разбирательства корпоративного спора о праве участия в акционерном обществе, является недействительным, поскольку затрагивает права третьих лиц (акционеров), которые не имеют процессуальной возможности участвовать в разбирательстве спора.
В законодательстве иных государств имеет место регулирование этого вопроса с целью исключения возможных недоразумений. Так, законодательство США не допускает рассмотрение арбитражем (третейским судом) исков владельцев корпоративных ценных бумаг <1>. Шведский Закон об акционерном обществе ограничивает возможность рассмотрения споров третейским судом лишь спорами в отношении незначительного количества акций <2>.

<1> См.: Ярков В.В. Краткий комментарий к главе 30 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации "Производство по делам об оспаривании решений третейских судов и о выдаче исполнительных листов на принудительное исполнение решений третейских судов" // Третейский суд. 2003. N 3 (27). С. 40.
<2> См.: Кудряшов С.М. Новый Закон об арбитраже в Швеции // Третейский суд. 2000. N 3. С. 7.

Таким образом, данная разновидность корпоративных отношений, каковыми являются права участия, не может быть предметом третейского соглашения и разбирательства в третейском суде, поскольку затрагивает права всех участников общества, в том числе и тех, которые не участвовали в арбитражном соглашении. В то же время это не исключает характеристики таких отношений как отношений частного права (гражданско-правовых в широком смысле этого слова). Это обстоятельство делает возможным исключение из сформулированного правила: споры в отношении прав участия могут быть переданы на разрешение третейского суда, если соглашение об этом достигнуто всеми участниками корпорации либо если участников в корпорации двое и они заключили между собой третейское соглашение.
Корпоративные отношения, как правило, связывают значительное количество лиц - участников корпорации. Одним из условий при решении вопроса о возможности заключения ими третейского соглашения и третейского разбирательства спора между ними является определение существования между ними материального правоотношения. В том случае, если заинтересованных лиц связывают материальные правоотношения, но некоторые из участников этих материальных правоотношений не связаны третейским соглашением, передача спора на рассмотрение третейского суда невозможна. Примером тому может быть ситуация, когда третейская оговорка содержится в учредительных документах о создании юридического лица. Вновь созданное юридическое лицо не связано этой оговоркой, даже если у него возникает спор с одним из учредителей. Это объясняется тем, что, будучи самостоятельным субъектом права, вновь созданное юридическое лицо не связано третейским соглашением, заключенным иными лицами. В практике третейского разбирательства такой подход в целом воспринимается позитивно <1>.

<1> Третейская практика Международного коммерческого арбитражного суда // Третейский суд. 2000. N 1. С. 42.

Как уже неоднократно подчеркивалось, область правоотношений, которые могут быть предметом третейского соглашения и третейского разбирательства, ограничена гражданско- правовыми правоотношениями. Таким образом, если спорные правоотношения возникли из административных либо иных отношений, имеющих характер власть - подчинение, или, другими словами, из публичных правоотношений, то, даже несмотря на наличие соответствующей третейской оговорки, третейский суд не вправе рассматривать такой спор. Третейское соглашение не распространяется на сферу публичных правоотношений.
Отметим, что до самого недавнего времени имела место практика заключения третейских соглашений, на основании которых заинтересованные лица передавали на разрешение третейских судов споры, в которых имелся публично-правовой элемент. Примером такой неправомерной практики заключения третейских соглашений являются те арбитражные оговорки, которыми сопровождались приватизационные сделки. Соответствующая практика, с нашей точки зрения, является неправомерной, так как в компетенцию третейского суда не входит рассмотрение споров публично-правового характера, ибо в приватизационном составе, опосредующем переход имущества от государства к частным лицам, доминируют публично-правовые начала. В данном случае не должно вводить в заблуждение то обстоятельство, что завершающий этап приватизации оформляется в виде договора купли-продажи, который по своей природе имеет гражданско- правовой характер.
Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ давал негативную оценку случаям заключения третейских соглашений о передаче споров, вытекающих из приватизационных отношений, на рассмотрение третейского суда. Так, по одному из дел, рассмотренных Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ в порядке надзора, было признано недействительным соответствующее третейское соглашение <1>. В юридической литературе это Постановление критиковалось <2>. Однако высший судебный орган в данном случае не заслуживает адресованной ему критики, поскольку таковая не учитывает тех публично-значимых элементов, которые доминируют в процедурах приватизации. Заключение же третейских соглашений по поводу публичных правоотношений, равно как и разрешение споров по поводу публично-властных правоотношений частными органами, каковыми являются третейские суды, допустимо только в случаях, когда это прямо предусмотрено действующим законодательством.

<1> Постановление Президиума ВАС РФ от 10 апреля 2001 г. N 3515/00.
<2> См.: Новиков Е.Ю. К вопросу о правовой природе третейского разбирательства // Российский ежегодник гражданского и арбитражного процесса. 2002 - 2003. N 2 / Под ред. В.В. Яркова. СПб.: Изд. дом Санкт-Петербургского гос. ун-та, 2004. С. 315.

Иной раз на практике правоприменитель испытывает сложности при разграничении правоотношений, из которых возник спор и по поводу которых заключено третейское соглашение. Как правило, такие случаи имеют место тогда, когда спорные гражданские правоотношения связаны с административно-правовыми отношениями, вследствие чего у третейского суда возникают сложности квалификации таких отношений, а также допустимости третейских соглашений.
Так, по одному из дел, рассмотренных Федеральным арбитражным судом Северо-Западного округа, было установлено, что истец оказывал ответчику услуги по приемке и транспортировке по трубопроводу сырой нефти <1>. Компания выставляла ответчику счета-фактуры на оплату оказанных услуг в соответствии с п. 1 ст. 7 Закона РФ от 6 декабря 1991 г. "О налоге на добавленную стоимость", увеличивая стоимость услуг на сумму налога на добавленную стоимость (НДС). Акционерное общество оплатило счета частично, без учета сумм НДС, полагая, что не является плательщиком этого налога. Компания обратилась в арбитражный суд с иском о взыскании с акционерного общества этой задолженности, считая, что спор о взыскании задолженности по договору в том случае, когда эта задолженность возникла в связи с оплатой продукции без НДС, выходит за рамки гражданско-правового спора, поскольку затрагивает публичные отношения государства и налогоплательщика. Поэтому такой спор, по мнению компании, не может быть рассмотрен третейским судом, а подлежит рассмотрению в арбитражном суде. Кассационная инстанция посчитала, что суд первой инстанции обоснованно удовлетворил ходатайство общества и оставил иск компании без рассмотрения. По мнению кассационной инстанции, суд правильно определил правовую природу данного спора как вытекающего из гражданских правоотношений. Согласно п. 1 ст. 7 Закона "О налоге на добавленную стоимость" реализация товаров (работ, услуг) предприятиям производится по ценам (тарифам), увеличенным на сумму налога на добавленную стоимость. Компания, руководствуясь этой нормой Закона, в счетах-фактурах увеличивала стоимость оказанных услуг на сумму налога на добавленную стоимость, а акционерное общество оплатило услуги частично. Таким образом, у общества перед компанией имеется задолженность по договору за оказанные, но не полностью оплаченные услуги. Следовательно, спор о взыскании компанией с общества задолженности за оказанные услуги может быть передан на рассмотрение третейского суда, в данном случае - международного коммерческого арбитражного суда при Торгово-промышленной палате РФ. Поскольку в данном случае имеется соглашение истца и ответчика о передаче всех споров, вытекающих из договора, на рассмотрение третейского суда и ответчик в своем первом заявлении по существу спора просил арбитражный суд оставить иск без рассмотрения в связи с его подведомственностью третейскому суду, суд правомерно вынес определение об оставлении иска компании без рассмотрения.

<1> Постановление ФАС Северо-Западного округа от 30 июля 2002 г. по делу N А05-681/02- 48/13.

Особо следует подчеркнуть, что на основании третейского соглашения в третейский суд может передаваться любой спор, вытекающий из гражданских правоотношений, если иное не установлено федеральным законом. Эта норма, с нашей точки зрения, предусматривает не только возможность изъятия из сферы применения третейских соглашений и подведомственности третейским судам определенных категорий гражданско-правовых споров, но и то обстоятельство, что если федеральным законом оговорено, что на разрешение третейского суда могут быть переданы споры, вытекающие в том числе и из отношений, которые имеют публично-правовой характер, то третейский суд вправе принять такой спор к своему рассмотрению. Особое значение данные положения имеют применительно к инвестиционным спорам. Этот вопрос исследовался и в юридической литературе иностранных государств. Причем исследователи подчеркивают, что несмотря на то, что субъекты по такого рода спорам являются неравными, это не меняет договорный характер передачи спора на разрешение третейского суда <1>.

<1> Fouchard, Gaillard, Goldman. On International Commercial Arbitration // Kluwer Law Publishing. 1999. P. 29.

В связи с вышесказанным рассмотрим соотношение норм, установленных Федеральным законом "О соглашениях о разделе продукции" (далее - Закон о соглашениях о разделе продукции) и Законом о третейских судах.
В соответствии со ст. 22 Закона о соглашениях о разделе продукции споры между государством и инвестором, связанные с исполнением, прекращением и недействительностью соглашений, разрешаются в соответствии с условиями соглашения в суде, арбитражном суде или в третейском суде (в том числе в международных арбитражных институтах). Допустим, что соглашение о разделе продукции оспаривается как недействительное с точки зрения того, что в процессе его заключения были нарушены нормы, предписывающие сторонам (в том числе и государственным органам) соблюсти определенные условия его заключения. В том случае, если указанные нормы имеют публично-правовой характер, т.е. их реализация не зависит от волеизъявления лиц, заключивших данное соглашение, и подлежат исполнению в публичных интересах, то разрешение данного спора не является компетенцией третейского суда. Однако в силу прямого предписания п. 2 ст. 1 Закона о третейских судах, предусматривающего возможность изъятия из общего правила, соответствующая норма Закона о соглашениях о разделе продукции позволяет передать на рассмотрение третейского суда (в том числе и в международный коммерческий арбитраж) споры, связанные как с исполнением, прекращением, так и с недействительностью такого соглашения.
В то же время ст. 22 Закона о соглашениях о разделе продукции не позволяет передать на разрешение третейского суда споры между государством и инвестором, связанные с заключением соглашения о разделе продукции. В основе концепции Закона о соглашениях о разделе продукции лежит признанная в международном праве и в зарубежном законодательстве юридическая доктрина ограниченного (функционального) иммунитета, согласно которой государство, вступая в гражданско-правовые отношения с частными субъектами, не использует своих возможностей абсолютного иммунитета, которым обладает государство-суверен. В то же время вышеприведенная норма этого Закона подтверждает, что наше государство не проводит последовательной законодательной политики при реализации доктрины ограниченного (функционального) иммунитета, поскольку в определенного рода случаях не допускает возможности разрешения споров между государством и частными иностранными инвесторами, в том числе и при посредничестве арбитражных (третейских) учреждений. Впрочем, на отсутствие четкой позиции российского законодателя по этому вопросу в литературе обращалось внимание <1>.

<1> См.: Бисултанов Б.З. Соглашения о разделе продукции: иммунитет государства // Кодекс-info. 2004. Июль - август. С. 14.

Для определения предметной сферы применения третейских соглашений интерес представляет земельное законодательство.
Возможность заключения третейских соглашений и третейского разбирательства земельных споров предусматривает Земельный кодекс РФ. Согласно п. 2 ст. 64 данного Кодекса до принятия дела к производству судом земельный спор может быть передан сторонами на разрешение в третейский суд.
Вместе с тем при определении сферы применения третейских соглашений в отношении земельных правоотношений существуют проблемы. Так, действующее законодательство не содержит определения понятия "земельный спор". Попытки дать соответствующую дефиницию даются в теории земельного права. Так, под земельным спором понимается "спор по поводу наличного субъективного права на конкретный земельный участок у лица, которому он предоставлен (отведен в натуре) в установленном порядке. Это спор, связанный с изъятием земельного участка полностью или его части, с ограничением правомочий владельца, пользователя или собственника земельного участка, с созданием препятствий к осуществлению земельных прав (например, возведение объекта, препятствующего использованию земли по целевому назначению или доступу к земельному участку)" <1>. Г.А. Волков отмечает, что к земельным спорам относятся споры, "связанные с нарушением или оспариванием прав граждан, юридических лиц на землю, включая право владения, пользования и распоряжения землей; земельно-имущественные споры, связанные не только с нарушением земельных прав, но и с возмещением убытков, вреда, вызванных этим нарушением; имущественные споры, возникающие из земельных отношений, где нет спора о праве на землю, а рассматриваются имущественные споры по поводу пользования и распоряжения; споры, связанные с предоставлением земли, с прекращением права на земельные участки" <2>.

<1> Осокин Н.Н. Разрешение земельных споров по законодательству РСФСР // Вестник Московского университета. Сер. 11: Право. 1992. N 1. С. 42.
КонсультантПлюс: примечание.
Постатейный научно-практический комментарий Земельного кодекса Российской Федерации Г.А. Волкова, А.К. Голиченкова, О.М. Козырь включен в информационный банк.
<2> Волков Г.А., Голиченков А.К., Козырь О.М. Комментарий к Земельному кодексу Российской Федерации. М.: БЕК, 2002. С. 196 - 197 (автор комментария - Г.А. Волков).

Нельзя не отметить, что формулируемые в теории определения охватывают довольно широкий спектр споров, которые могут возникнуть в связи с землепользованием. Среди земельноправовых споров могут быть споры, вытекающие из различных по своему характеру правоотношений. Сюда включаются как собственно гражданско-правовые споры (например, споры между соседями относительно возможности доступа к земельному участку), так и те споры, в основе которых лежат публично-правовые отношения (примером может служить спор относительно законности изъятия в административном порядке земельного участка). Те споры, которые имеют административно-правовой характер, не могут быть переданы на рассмотрение третейского суда, даже если стороны заключили соответствующее третейское соглашение. Рассмотрение указанной категории споров является исключительной компетенцией государственных судов.
Вышеизложенное дает основание сделать вывод о том, что при определении сферы применения третейского соглашения по поводу земельных правоотношений важное значение приобретает толкование категории "земельный спор" как основания отнесения дел, связанных с их разрешением, к подведомственности третейского суда. В данном случае следует исходить из того, что земельные споры могут рассматриваться третейским судом только тогда, когда они по своему характеру являются гражданско-правовыми. Соответственно, и заключение третейских соглашений допустимо только в том случае, если правоотношения между сторонами носят гражданско-правовой характер. Указание в ст. 64 Земельного кодекса РФ на возможность передачи земельных споров на рассмотрение третейского суда необходимо толковать с учетом п. 2 ст. 1 Закона о третейских судах, исключающего из подведомственности третейских судов споры, имеющие публично-правовой характер. Вместе с тем представляется, что для исключения возможной двусмысленности толкования п. 2 ст. 64 Земельного кодекса РФ было бы целесообразно изложить редакцию этой нормы следующим образом: "До принятия дела к производству судом земельный спор гражданско-правового характера может быть передан сторонами на разрешение в третейский суд".
Таким образом, подытоживая изложенное, следует отметить, что определение круга правоотношений, которые допускают заключение третейских соглашений, зачастую вызывает затруднения. Эти затруднения обусловлены неопределенностью и дискуссионностью категорий (например, "корпоративные отношения", "земельный спор" и проч.) в смежных правовых областях.
Помимо проблем, возникающих при определении сферы применения третейского соглашения в традиционных областях правоотношений, в последнее время возникают проблемы и применительно к новым ситуациям гражданского оборота.
Так, в одном из постановлений, принятых Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ, затрагивается интересная и малоисследованная тема соотношения третейского соглашения и договора присоединения <1>. Суть спора, рассмотренного высшей судебной инстанцией в порядке надзора, заключается в оценке действительности третейского соглашения, заключенного по поводу споров, вытекающих из договора банковского счета. Высшая судебная инстанция хотя и не приняла окончательного решения (дело было направлено на новое рассмотрение в первую инстанцию), но задала своего рода вектор рассмотрения подобного рода споров арбитражными судами. В частности, в Постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ поставлен вопрос о необходимости проверки договора банковского счета (эту позицию можно интерполировать и на иные сделки, заключаемые кредитными организациями) с точки зрения того, не является ли эта сделка договором присоединения.

<1> Постановление Президиума ВАС РФ от 25 июля 2006 г. N 2718/06.

Как известно, согласно п. 3 ст. 5 Закона о третейских судах третейское соглашение о разрешении спора по договору, условия которого определены одной из сторон в формулярах или иных стандартных формах и могут быть приняты другой стороной не иначе как путем присоединения к предложенному договору в целом (договор присоединения), действительно, если такое соглашение заключено после возникновения оснований для предъявления иска. Правоотношения , складывающиеся в связи с заключением договора присоединения , регулируются ст. 428 ГК РФ. Нормы, установленные этой статьей, направлены на защиту экономически более слабого участника гражданского оборота. Это связано с тем, что, "поскольку условия договора присоединения определяются только одной из договаривающихся сторон, необходимо как-то защищать интересы другой стороны, не принимающей участия в определении условий договора" <1>. Лицу, которое присоединяется к договору, законом предоставлен ряд материальных прав, при помощи которых создается определенный баланс во взаимоотношениях между сторонами по договору присоединения.

<1> Гражданское право: Учебник. Т. 1 / Под ред. А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого. 6-е изд., перераб. и доп. М.: ТК Велби, 2002. С. 601 (автор главы - Н.Д. Егоров).

К материально-правовым нормам, регламентирующим взаимоотношения сторон по договору присоединения, примыкают и процессуальные нормы. При заключении договоров присоединения сужается сфера заключения третейского соглашения. Таковое может быть заключено только после возникновения оснований для предъявления исковых требований. В противном случае в силу прямого предписания закона третейское соглашение является недействительным. Кроме того, третейское соглашение может быть заключено только после заключения договора о присоединении, поскольку именно этот договор может быть причиной оспариваемых правоотношений, по поводу которых достигается соглашение о третейском разбирательстве. Это означает, что договор присоединения всегда предшествует по времени третейскому соглашению о передаче возникающих из него споров на разрешение третейского суда.
Таким образом, возвращаясь к анализируемому Постановлению Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ, отметим, что для правильного разрешения дела в данном случае центральным является вопрос о том, является ли договор, в отношении которого возник спор, передаваемый на разрешение третейского суда, договором присоединения.
Отметим, что несмотря на то, что в прессе появились заметки о том, что банки не смогут заключать третейские соглашения со своими клиентами <1>, как представляется, нет оснований оценивать ситуацию столь пессимистично.

<1> См.: Плеханова О., Начаров С., Моисеев И., Дементьева С. Третейского не дано. ВАС пересмотрел условия типовых банковских договоров // Коммерсантъ. 2006. 27 июля.

Вместе с тем Постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ имеет ряд аспектов, которые должны быть учтены при рассмотрении арбитражными судами подобного рода споров.
Заключение банковской сделки между кредитной организацией и ее клиентом еще не означает, что такая сделка имеет характер договора присоединения. Для того чтобы определить соответствующий характер договора, судам необходимо выяснять, каков был порядок заключения договора, имел ли клиент возможность повлиять на выработку условий заключаемого договора, насколько представитель банка, подписывающий договор, был связан в своих действиях применяемыми в банке правилами заключения сделок, имеются ли в банке утвержденные стандартные формы условий договоров подобного рода, не подлежащих изменению при их заключении. Кроме того, необходимо выяснить, на каких условиях банки заключали аналогичные договоры с другими клиентами. По результатам этих исследований суды могут делать вывод о характере банковских сделок, споры из которых передаются на разрешение третейского суда в соответствии с заключенной арбитражной оговоркой.
Даже если суд придет к выводу о том, что спор возник из договора, который является договором присоединения, то это еще не означает недействительности решения, принятого третейским судом. Как известно, третейское соглашение может быть заключено и путем подачи искового заявления в третейский суд, и представленным третейскому суду отзывом противной стороны. И уж тем более, если третейский суд рассмотрел дело, а ни одна из сторон не возражала против этого, нет оснований оспаривать третейское соглашение. Подчеркнем, что даже если третейское соглашение заключено по поводу договора присоединения до возникновения спорных правоотношений, но после того, как возникший спор был передан на разрешение третейского суда, который рассмотрел дело без возражений сторон по поводу его компетенции, то отсутствуют основания для оспаривания принятого третейским судом решения. В этом случае роль третейского соглашения играют исковое заявление, подаваемое в третейский суд, и отзыв на него. Этими документами стороны, признавая юрисдикцию третейского суда, фактически заключают третейское соглашение.