Печать
PDF

§ 1. Идеология и политика социалистических преобразований

Posted in История РФ - История России. 1917—2009 ( Барсенков, Вдовин)

§ 1. Идеология и политика социалистических преобразований

Период реализации двух первых пятилетних планов в СССР с 1 октября 1928 до конца 1937 г. был временем осуществления уникального в мировой истории опыта построения социализма “в отдельно взятой стране”, объективная суть которого сводилась к модернизации страны. Проект строительства вырисовывался в 1924-1928 гг. в постоянных спорах между своеобразными “почвенниками”, призывавшими строить социализм на территории СССР, не дожидаясь победы мировой революции, и “интернационалистами”, полагавшими невозможным его построение без помощи будущих “передовых” социалистических стран Европы и Америки.
Победа одной из сторон далась нелегко и трагично. Она сопровождалась изгнанием с властного Олимпа, из Политбюро ЦК ВКП(б), принципиальных противников “ограниченной, националистической идеи”. Однако это было не только время политических дуэлей. За эти годы, в условиях рыночных отношений, страна в основном восполнила экономический урон, понесенный в ходе революции и Гражданской войны. В хозяйственной жизни наряду с государственными участвовали капиталистические предприятия, кооперативы. К октябрю 1928 г. народное хозяйство СССР по ряду показателей уже существенно превосходило наиболее высокий в дореволюционной истории уровень 1913 г. Троцкий, Зиновьев и Каменев к этому времени были вытеснены с высших партийных и государственных постов и прямо влиять на принятие политических решений не могли.
К началу 1-й пятилетки стали просматриваться контуры конкретного плана индустриализации страны. ВСНХ во главе с членом Политбюро В. В. Куйбышевым определял ее как ускоренное в течение целого ряда лет развитие социалистической промышленности, прежде всего производства продукции машиностроения, энергетики, химии, металлургии, при обеспечении ежегодного прироста на 19-20%, с тем чтобы промышленность стала главной отраслью народного хозяйства. Промышленный рывок должен был превратить ввозящую машины и оборудование страну в производящую их. Поскольку СССР противопоставлял себя капиталистическому миру, он вынужден был создавать военную промышленность, не рассчитывая на импорт стратегически важных товаров из капиталистических стран. Основные средства для создания индустрии должна дать социалистически перестраиваемая деревня.
Само собой подразумевалось, что перестройка таких масштабов в условиях “диктатуры пролетариата” не могла обойтись без принуждения как отдельных членов правящей партии, так и широких масс трудящихся к выполнению партийных и государственных решений. Руководящим участникам российского политического процесса репрессии представлялись “необходимым элементом” перестройки страны.
Опора на экономические рычаги в изыскании средств для индустриализации предполагала использование существовавших в условиях нэпа разных форм собственности, товарно-денежных отношений, предприимчивости в ведении сельского хозяйства и легкой промышленности ради накопления в этих отраслях средств, которые можно использовать для создания тяжелой промышленности. Этот путь, по которому предлагал идти лидер возникшего в партии “правого уклона” Н. И. Бухарин, предполагал продолжение нэпа. На него встали члены Политбюро А. И. Рыков (председатель правительств СССР и РСФСР) и М. П. Томский (глава ВЦСПС); кандидат в члены Политбюро в 1926-1929 гг., секретарь ЦК, первый секретарь Московского комитета партии (1924-1928), нарком труда СССР (1928-1930) Н. А. Угланов.
Второй путь, к которому все больше склонялись Сталин и его сторонники, имел целью концентрацию всего хозяйства в руках государства, использование внеэкономических, командно-административных, методов мобилизации имеющихся в стране ресурсов для индустриализации. Это означало свертывание нэпа, жестокое и рискованное изъятие ресурсов из сферы отнюдь не самодостаточного сельского хозяйства и легкой промышленности, использование их для ускоренного создания тяжелой промышленности, которая в свою очередь могла послужить основой для перевооружения и ускоренного развития всех других отраслей народного хозяйства.
30 сентября 1928 г. Бухарин опубликовал в “Правде” статью “Заметки экономиста”, в которой вновь писал о необходимости и возможности бескризисного развития промышленности и сельского хозяйства, резко критиковал не названных по именам “сверхиндустриализаторов”. Статья, воспринятая как явный выпад против сталинской группы, вызвала острую перепалку на заседании Политбюро, где Сталин потребовал от Бухарина прекратить “линию торможения коллективизации”, на что последний в запальчивости назвал генсека “мелким восточным деспотом”.
1 октября 1928 г. страна приступила к выполнению пятилетнего плана развития экономики. Однако конкретных заданий для каждой отрасли экономики пока не было. ВСНХ в течение октября все еще сводил баланс по контрольным цифрам плана. В ноябре пленум ЦК рассмотрел эти цифры и принял план на первый год пятилетки, преодолев обвинения “правых” в том, что предусматривающийся высокий налог на крестьян означает их “военно-феодальную эксплуатацию”.
Между тем Бухарин, надеясь на расширение числа своих сторонников, пытался наладить контакты с бывшими лидерами “левой оппозиции”. В июле 1928 г. он встретился с Каменевым, специально приехавшим из Калуги, где отбывал ссылку. Бухарин при встрече сетовал, что “революция погублена”, что Сталин — “Чингисхан”, “интриган самого худшего пошиба”, которого “ничего не интересует, кроме сохранения власти”, что он “меняет теории ради того, кого в данный момент следует убрать”. Правые видели свою цель в том, чтобы “постепенно разъяснять гибельную роль Сталина и подвести середняка-цекиста к его снятию”. Каменев на предложенный союз не пошел, однако не упустил возможности досадить одному из своих бывших гонителей. Откровения Бухарина в записи Каменева были переданы Зиновьеву, позднее попали к Троцкому. В середине января 1929 г. троцкисты распространили их по Москве в листове под названием “Партию с завязанными глазами ведут к пропасти”.
Бухарин пытался перетянуть на свою сторону К. Е. Ворошилова и М. И. Калинина; председателя ОГПУ Г. Г. Ягоду и его заместителя М. А. Трилиссера. В январе 1929 г. вместе с Рыковым и Томским он выступил против высылки Троцкого. Но сталинское большинство санкционировало высылку, поскольку в письмах из Алма-Аты Троцкий призывал своих сторонников перейти к активным действиям — организации стачек на предприятиях, срыву коллективных договоров, предсказывал (на самом деле подсказывал), что “в СССР может сложиться военный заговор и армия может положить конец большевистскому режиму”. Троцкий был вывезен из Алма-Аты (22 января), посажен на пароход, направлявшийся из Одессы в Константинополь (11 февраля) и уже никогда не возвратился в Россию. В 1933 г. он переехал во Францию, в 1935 г. — в Норвегию; с января 1937 г. жил в Мексике. В августе 1940 г. его жизнь оборвал удар альпинистского топорика агента НКВД, бывшего лейтенанта Испанской революционной армии Р. Меркадера.
Не прекращал своей активности и Бухарин. За первые месяцы пятилетки он трижды высказался на страницах “Правды” против сталинской “генеральной линии”. Наиболее резко это прозвучало в речи, посвященной пятилетию со дня смерти В. И. Ленина (опубликована 24 января под заголовком “Политическое завещание Ленина”). Статья, излагавшая ленинские работы о плане построения социализма, воспринималась как антисталинский манифест в защиту нэповской философии и политики. Ее заголовок напоминал об известном членам партийного руководства пункте “завещания” — о необходимости перемещения Сталина с поста генсека.
Все это привело к решающему столкновению в руководстве партии на совместном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК (30 января — 9 февраля 1929 г.). Оно завершило новый раскол в Политбюро. Сталин впервые назвал имена группы “правых”: Бухарин, Рыков, Томский. Обвинялись не просто их теоретические ошибки, а порочные взгляды “группы Бухарина”, ее “правооппортунистическая, капитулянтская платформа”, намерение “сколотить антипартийный блок с троцкистами”. Обозначившаяся победа над “правыми” была закреплена на объединенном пленуме ЦК и ЦКК (16-23 апреля 1929 г.), созванном для принятия пятилетнего плана по промышленности. Рассчитывать на успех Бухарину не приходилось: из 300 с лишним участников пленума его сторонниками оказались немногим более десятка.
На утверждение пленума, впервые полностью проинформированного о тянувшейся уже год борьбе с “правыми”, была предложена резолюция Политбюро с резкой критикой Бухарина. Он, по словам Сталина, выступал и во внешней и во внутренней политике за линию, претворение которой в жизнь означало бы “предать рабочий класс, революцию”. Причину этого усматривалась в том, что Бухарин, как был при Ленине, так и остался теоретиком “не вполне марксистским”. Его новые претензии на эту роль объявлялись “гипертрофированной претенциозностью недоучившегося теоретика”. Результатом было решение об отстранении Бухарина от работы в “Правде” и Коминтерне. (После смещения Зиновьева институт председателя ИККИ был упразднен, в политсекре-тариат Коминтерна был выдвинут Бухарин. Став лидером “правого уклона в ВКП(б)”, он не смог закрепиться в руководстве ИККИ и был исключен из секретариата 25 июня 1929 г., но еще раньше роль руководителя делегации ВКП(б) в Коминтерне занял В. М. Молотов.) Уничтожающей критике на объединенном пленуме были подвергнуты также Рыков и Томский, смещенный с поста председателя ВЦСПС. Лидеры правых были предупреждены о выводе их из состава Политбюро при новых попытках пропаганды “капитулянтских” взглядов. 29 апреля 1929 г. Пленум ЦК освободил от обязанностей кандидата в члены Политбюро, члена Оргбюро и секретаря ЦК правоуклониста Н. А. Угланова, еще раньше, в 1928 г., замененного Молотовым на посту первого секретаря Московского комитета партии.
Созванная вслед за пленумом XVI партийная конференция (23-29 апреля 1929 г.) отвергла защищавшийся “правыми” минимальный проект пятилетнего плана и высказалась за оптимальный вариант. Принятый в мае 1929 г. V Всесоюзным съездом Советов, он представлял собой программу развернутого наступления социализма по всему фронту хозяйства и построения фундамента социалистической экономики. Между тем ситуация в стране, обострившаяся после срыва плана хлебозаготовок в 1927 г., еще более усугубилась после очередного неурожая 1928 г. К лету 1928 г. хлебные карточки существовали уже во многих городах. К зиме 1828/29 г. с санкции местной власти они появились в Москве. Расширение репрессий против крестьян — держателей хлеба в конце заготовительной кампании (с января 1929 г.) не помогло: заготовительные планы выполнены не были, и это предвещало катастрофу. В этих условиях Политбюро приступило к оформлению повсеместной системы нормированного распределения хлеба. 14 февраля 1929 г. карточная система на хлеб стала всесоюзной. Хлеб населению отпускался по т. н. “заборным книжкам”. Книжки получало только трудовое население городов. Остальным хлеб продавался из того, что оставалось после обеспечения главных потребителей и по двойной цене. 13января 1931 г. карточная система была официально распространена на другие продукты питания и на непродовольственные товары первой необходимости.
Система действовала до 1936 г., была иерархичной. Существовало 4 списка снабжения (особый, 1 -й, 2-й и 3-й). При этом потребители первых двух списков получали 70-80% поступавших в торговлю фондов. Вне действия карточной системы находились крестьяне и лишенные политических прав (“лишенцы”), составлявшие вместе 80% населения страны. Высший уровень снабжения представляли распределители для “номенклатуры”, обеспечивавшие включенных в нее лиц пайками литер “А” и “Б”. Ко времени отмены карточной системы число руководящих работников получающих литерные пайки составляло 46 тыс. человек (4,5 тыс. по литере “А”, 41,5 тыс. — по литере “Б”). Международные сопоставления показывают, что материальные возможности советской элиты находились примерно на уровне высших слоев среднего класса Запада. В целом неравенство, существовавшее в советском обществе, было неравенством в бедности.
Поиск выхода из создавшейся ситуации был предметом продолжавшейся в 1929-1930 гг. дискуссии, в центре которой оставался вопрос, как сохранить высокие темпы индустриализации и в то же время повысить товарность сельскохозяйственного производства. Победа Сталина и его сторонников над “правоуклонистами” открывала путь безудержному форсированию индустриализации и коллективизации. Несмотря на принятый закон о пятилетнем плане, Сталин уже через несколько недель добился увеличения его показателей. В январе 1929 г. в “Правде” была впервые опубликована написанная Лениным в 1917 г. статья “Как организовать соревнование”. Вскоре после этого в стране началось своеобразное движение за то, кто “больше пообещает” в деле досрочного выполнения пятилетки. 14 августа 1929 г. Президиум ВСНХ принял решение об увеличении во втором году пятилетки прироста валовой продукции крупной промышленности не на 21, а на 28%.
В октябре 1929 г. в газеты опубликовали обращение рабочих завода “Красное Сормово” к трудящимся Советского Союза с призывом начать борьбу за выполнение пятилетки в четыре года. Через несколько дней этот лозунг подхватили крупнейшие предприятия страны. В ноябре пленум ЦК партии одобрил начинания угольщиков о выполнении пятилетки за 4 года и тракторостроителей — в 3 года обогнать Америку. Первый всесоюзный съезд ударных бригад (5-10 декабря 1929 г.) принял обращение к рабочим страны с призывом о досрочном выполнении заданий пятилетки за четыре года.
К осени 1929 г. стали приносить свои плоды мероприятия по подготовке перехода деревни к сплошной коллективизации, предпринимавшиеся с XV съезда партии (декабрь 1925 г.). Если летом 1928 г. в стране существовало 33,3 тыс. колхозов, объединявших 1,7% всех крестьянских хозяйств, то к лету 1929 г. их стало 57 тыс. В них было объединено свыше миллиона, или 3,9% хозяйств. В некоторых районах Северного Кавказа, Нижней и Средней Волги, ЦЧО колхозными стали до 30-50% хозяйств. За три месяца (июль — сентябрь) в колхозы вступило около миллиона крестьянских дворов, почти столько же, сколько за 12 послеоктябрьских лет. Это означало, что на путь колхозов стали переходить основные слои деревни — середняки. Немаловажным обстоятельством, облегчавшим этот процесс, были общинные традиции в ментальности российского крестьянства.
Опираясь на эту тенденцию, Сталин и его сторонники, вопреки ранее принятым планам потребовали завершить коллективизацию в основных зерновых районах страны за год. Теоретическим обоснованием форсирования перестройки деревни явилась статья Сталина “Год великого перелома” (7 ноября 1929 г.). В ней говорилось, что крестьяне пошли в колхозы “целыми деревнями, волостями, районами” и уже в текущем году достигнуты “решающие успехи в деле хлебозаготовок”, “рухнули, рассеялись в прах” утверждения “правых” о невозможности массовой коллективизации.
Пленум ЦК (10-17 ноября 1929 г.), обсудивший итоги и дальнейшие задачи колхозного строительства, подчеркнул в резолюции, что произошедший перелом в отношении крестьянства к коллективизации “в предстоящую посевную кампанию должен стать исходным пунктом нового движения вперед в подъеме бедняцко-середняцкого хозяйства и в социалистической перестройке деревни”. Это был призыв к немедленной сплошной коллективизации.
В разгар работы пленума, 12 ноября лидеры “правых” обратились к членам ЦК и ЦКК с заявлением. Признав “рекордные цифры по промышленности и развитию коллективных форм земледелия” в истекшем году, они предупреждали, что отказ от нэпа и возрождение идеалов “военного коммунизма” приведут к кризису в сельском хозяйстве, неблагоприятно скажутся на снабжении больших городов продовольствием. Ответная резолюция была суровой: “Бухарина, как застрельщика и руководителя правых уклонистов, вывести из состава Политбюро”. Пропаганда взглядов “правого” оппортунизма и примиренчества с ним была признана несовместимой с пребыванием в рядах партии.
Резолюция подействовала отрезвляюще. 26 ноября лидеры “правых” решили, казалось бы, окончательно прекратить борьбу. В опубликованном от имени Томского, Бухарина и Рыкова в “Правде” заявлении говорилось: “В течение последних полутора лет между нами и большинством ЦК ВКП(б) были разногласия по ряду политических и тактических вопросов... Мы считаем своим долгом заявить, что в этом споре оказались правы партия и ее ЦК... Признавая свои ошибки, мы со своей стороны приложим все усилия к тому, чтобы вместе со всей партией повести решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии, и прежде всего против правого уклона”. В последующие дни один за другим заявили о своем отходе от оппозиции и члены “бу-харинской школы” — представители интеллигенции, занимавшие руководящие посты в центральных и местных идеологических учреждениях, плановых и хозяйственных органах.
Таким образом, в ноябре 1929 г. Центральным комитетом была дана установка местным партийным и советским органам развернуть сплошную коллективизацию не только селений и округов, но и областей. Для оказания помощи в организации колхозов было решено направить в деревню не менее 25 тыс. передовых рабочих. Один из них изображен в романе М. Шолохова “Поднятая целина” в образе Семена Давыдова.
В речи на конференции аграрников-марксистов в декабре 1929 г. Сталин сформулировал задачу ликвидировать класс кулачества как необходимое условие развития колхозов и совхозов. “Большим скачком” в развитии, новой “революцией сверху” предполагалось разом покончить со всеми социально-экономическими проблемами, коренным образом сломать и перестроить сложившийся хозяйственный уклад и народнохозяйственные пропорции. Революционное нетерпение, энтузиазм масс, настроения штурмовщины, в определенной мере присущие русскому национальному характеру, умело эксплуатировались руководством страны. В управлении экономикой возобладали административные рычаги, материальное стимулирование стало подменяться работой на энтузиазме людей. Конец 1929 г., по существу, стал завершением периода нэпа.
Декабрь 1929 г. был отмечен празднованием 50-летия Сталина. Генсек, приведший своих сторонников к победе в борьбе с политическими оппонентами, утверждался в их глазах и мнении всех соотечественников бесспорным вождем ВКП(б) и Коминтерна. Культ личности, ярко проявлявшийся на предыдущих этапах российской истории не только в отношении царей и патриархов, но также в отношении Ленина (в партии), Троцкого (в армейских кругах), Зиновьева (в Ленинграде), к концу 1920-х годов сосредоточился на фигуре Сталина, который обеспечил себе поддержку большинства в новом правящем слое, интересам которого служил. Празднование его юбилея показало, что началось целенаправленное формирование нового культа личности, неотделимого в последующую четверть века, с одной стороны, от достижений и побед, с другой — от поражений и трагедий советского народа.
В начале 1930-х годов можно было предполагать, что с разгромом “правых” инакомыслие надолго уйдет из партии. Однако этого не произошло. С проявлением первых трудностей и массового недовольства крестьян во время форсированной коллективизации Бухарин в завуалированной форме стал вновь выражать сомнение в том, что это продуманное продолжение нэпа. А когда Сталин в статье “Головокружение от успехов” (1930. 2 марта) отмежевался от экстремистов, допускавших “перегибы” в деревне, Бухарин немедленно (7 марта) опубликовал памфлет “Финансовый капитал в мантии "папы"”. В нем иронически повествуется о том, как наместник Христа на земле пустил людей по миру, а затем попытался переложить ответственность за это на других.
XVI съезд партии (26 июня — 13 июля 1930 г.), названный съездом развернутого наступления социализма по всему фронту, призвал “добиться действительного выполнения пятилетки в четыре года”. Выступая на съезде, Сталин не преминул показать превосходство партийной политики над “крохоборнической мудростью троцкистов”, которые “с точки зрения темпов, являются самыми крайними минималистами и самыми поганенькими капитулянтами”. Он утверждал, что пятилетка в некоторых отраслях может быть выполнена даже за 1,5-2 года, ежегодное производство чугуна в конце пятилетки должно быть поднято до 17 млн т (в отличие от 10, намеченных планом), тракторов — до 170 тыс. (вместо 53 тыс.), автомобилей — до 200 тыс. (при запланированных 100 тыс.).
Правые уклонисты на съезде вновь обвинялись за предложения снизить темпы индустриализации. В этой связи Сталин сказал: “Люди, болтающие о необходимости снижения темпов развития нашей промышленности, являются врагами социализма, агентами наших врагов”. Сущность правого уклона, пытающегося использовать трудности колхозного движения для дискредитации линии партии, была определена как кулацкая. К этому были добавлены обвинения “правых” в террористических намерениях “насильственно изменить состав ЦК”. Накануне съезда на Политбюро обсуждались “сходки” на квартире старого партийца Б. Г. Козелева, где велись такие разговоры.
В октябре 1930 г. Сталин упрекнул в проповеди терроризма Бухарина. Последний отвечал: “Я считаю твои обвинения чудовищной, безумной клеветой, дикой и в конечном счете неумной”. Этим меня не запугаешь, но провокация, “на которой ты строишь свою политику... до добра не доведет, хотя бы ты и уничтожил меня физически”.
Идеологическая борьба, обострившаяся из-за опасений возникновения единого оппозиционного “правотроцкистского” фронта, закончилась победой сторонников Сталина. Она закреплялась вытеснением оппозиционеров из руководства. Томский утратил пост члена Политбюро в июле, а Рыков — в декабре 1930 г. Занимаемый Рыковым пост Председателя СНК СССР был передан Молотову.
В ноябре 1930 г. из числа кандидатов в члены Политбюро выведен С. И. Сырцов, сменивший в 1929 г. Рыкова на посту Председателя правительства РСФСР. В августе 1930 г., в связи с трудностями со снабжением, Сырцов направил в парторганизации письмо с названием “Что-то надо делать?”. В нем предлагалось снизить темпы коллективизации, открыть колхозам и совхозам свободный доступ на рынок, ослабить плановое регулирование. Письмо было расценено как “право-левацкая растерянность”, “клевета” и “попытка создать новую оппозиционную группировку”. В декабре 1930 г. Сырцов и солидаризировавшийся с ним первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) В. В. Ломинадзе были осуждены комиссией ЦК и ЦКК как организаторы блока, “платформа которого совпадает с взглядами "правого уклона"”. Выдвинутый на пост Председателя Совнаркома РСФСР Д. Е. Сулимов позднее, в июне 1937 г., был также репрессирован.
Места “вычищенных” из Политбюро оппозиционеров занимали приверженцы сталинской линии на осуществление революции сверху. В июле 1930 г. новыми членами Политбюро стали Л. М. Каганович, С. М. Киров и С. В. Косиор (первый секретарь ЦК Компартии Украины), в декабре — Г. К. Орджоникидзе. С исключением Рыкова из Политбюро в составе этого органа из числа входивших в него при Ленине оставался только Сталин. Таким образом, коллективное руководство, возглавлявшее партию и государство в первые годы после смерти Ленина, к концу 1930 г. разрушилось. “Диктатура пролетариата” превращалась в сталинский диктаторский режим власти.
Утверждение этого режима и его эволюция в дальнейшем уже не приводила к появлению на политическом небосклоне новых ярких звезд и сколько-нибудь значительных оппозиционных групп. Можно сказать, что последующая история сталинского режима сопровождалась “боями местного значения” и зачистками политического поприща от приверженцев Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина. По числу жертв эти бои, в силу особенностей личных качеств Сталина (главным образом легкости, с которой он прибегал к насилию и террору для подавления несогласных с его политической линией, не останавливаясь перед уничтожением действительных и мнимых противников режима), многократно превосходили жертвы 1920-х годов. В идейном плане антисталинисты чаще всего не могли простить ему “измены” идее мировой революции и других утраченных альтернатив исторического развития.
Например, в 1932 г. ряд членов партии попытались создать организацию и развернуть антисталинскую пропаганду. Идейным вдохновителем протеста стал М. Н. Рютин, секретарь Краснопресненского райкома партии Москвы в 1924-1928 гг., кандидат в члены ЦК в 1927-1930 гг., исключенный из партии в сентябре 1930 г. с формулировкой: за “предательско-двурушническое поведение в отношении партии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистических взглядов”. Пытаясь защититься, Рютин писал в ЦКК, что он действительно “допустил отступление от линии в вопросе о темпах и оценке положения в деревне”, но “Сталин напрасно ошельмовал меня и... вышвырнул с партийной работы. Я считаю это нечестным с его стороны”. Такой способ защиты привел к новой репрессии. Выпущенный из-под ареста в январе 1931 г., Рютин стал размышлять о причинах деградации советского общества и вскоре вместе со старыми большевиками В. Н. Каюровым и М. С. Ивановым пришел к выводу, что без свержения сталинской тирании не обойтись.
К марту 1932 г. М. Н. Рютин подготовил два документа. В обращении “Ко всем членам ВКП(б)”, в частности, говорилось: “Авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение реальной заработной платы рабочих и служащих, непосильные открытые и замаскированные налоги, инфляция, рост цен и падение стоимости червонца; авантюристическая коллективизация с помощью невероятных насилий, террора... привели всю страну к глубочайшему кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду как в деревне, так и в городах... Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики”.
В другом документе — “Сталин и кризис пролетарской диктатуры” — политика генсека бичевалась как изменническая по отношению к международному социализму, начиная с Брестского мира: “Ленин подходил к вопросу о Брестском мире как большевик-интернационалист, Сталин же — как национал-большевик. Для Ленина Брестский мир был средством задержаться до появления общей социалистической революции... Ленин страстно верил в революционное движение на Западе и видел его, Сталин не верил в него”.
Документы не получили широкого распространения, так как “Союз марксистов-ленинцев” был разгромлен в самом зародыше. В сентябре члены партии Н. К. Кузьмин и Н. А. Стороженко передали в ЦК полученное ими для ознакомления обращение “Ко всем членам ВКП(б)”. На следующий день члены “право-левацкого” союза были арестованы. К этому времени с документами ознакомились Зиновьев, Каменев, Угланов, члены “бухаринской школы” (Д. П. Марецкий, А. Н. Слепков, Я. Э. Стэн и др.). Создатели “Союза” и все, кто имел какое-либо отношение к его деятельности (30 человек), были привлечены к ответственности. В октябре 1932 г. отправились в ссылку Зиновьев и Каменев за то, что знали о документах и не сообщили о них в ЦКК.
В октябре 1932 г. были арестованы также 38 участников “группы Слепкова и других” (“бухаринская школа”). В качестве обвинений выдвигались два факта: проведение конференции в августе 1932 г. на квартире В. Н. Астрова (в его ходатайстве о реабилитации утверждалось, что это была дружеская встреча сокурсников) и подготовка террористических актов против руководителей партии и правительства. В апреле 1933 г. 34 человека из “школы” были осуждены на различные сроки лишения свободы по обвинению в создании организации, “ставившей своей целью активную борьбу с Советской властью и восстановление капиталистического строя в СССР”.
К концу 1932 г. в списке “контрреволюционных заговорщиков” оказались известные участники Гражданской войны В. Н. Толмачев и Н. Б. Эйсмонт, входившие до 1927 г. в “объединенную троцкистско-зиновьевскую оппозицию”, а также член ЦК партии А. П. Смирнов (член Президиума ВСНХ СССР, в 1928-1930 гг. секретарь ЦК). “Преступным” оказался разговор на вечеринке 7 ноября 1932 г., в котором Толмачев заявил о необходимости “убрать Сталина”, а согласившийся с этим Эйсмонт предложил своему близкому знакомому Н. В. Никольскому “самоопределиться” и высказать мнение “относительно своего участия в этом деле”.
Обвиняемые категорически отрицали наличие у них террористических намерений. Тем не менее январский (1933) объединенный пленум ЦК и ЦКК своим постановлением их в этом обвинил и потребовал, чтобы члены ЦК Томский, Рыков и кандидат в члены ЦК Шмидт, якобы поощрявшие антипартийную деятельность группы, коренным образом изменили свое поведение. Результатом стало заключение Толмачева и Эйсмонта в спецлагерь сроком на 3 года. Смирнов был исключен из членов ЦК.
Под впечатлением событий рубежа 1932-1933 гг. речь Сталина на этом пленуме была довольно резкой. Он вновь заявил, что по мере успехов социализма классовая борьба будет обостряться и “на этой почве могут ожить и зашевелиться” разбитые группы старых контрреволюционных партий эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов центра и окраин, осколки контрреволюционных элементов из троцкистов и правых уклонистов.
Однако в отношении к главным лидерам оппозиционеров “обострения” не наблюдалось. Зиновьев, исключенный из партии в октябре 1932 г. и отправленный ссыльным в Кустанай, в декабре 1933 г. был вторично восстановлен в партии, избран членом правления Центросоюза, позднее включен в редколлегию журнала “Большевик”. Каменев, приговоренный в 1932 г. к 3 годам ссылки в Минусинске, в декабре 1933 г. тоже был возвращен в партийные рады и назначен директором издательства “Academia”, позднее стал директором Института мировой литературы АН СССР. Изгнанный из Политбюро Бухарин вскоре был избран академиком АН СССР, оставался членом ЦК (после XVII съезда — кандидатом в члены) и членом ЦИК СССР, начальником Научно-технического управления и членом Президиума ВСНХ, работал в наркомате тяжелой промышленности. 27 февраля 1934 г. он был назначен ответственным редактором газеты “Известия”. Томский, пониженный в партийном статусе с члена Политбюро до кандидата в члены ЦК партии, с 1932 по 1936 г. заведовал Объединенным государственным издательством.
XVII съезд партии (26 января — 10 февраля 1934 г.), фигурировавший в истории как съезд победителей, отметил победу на фронте социалистического строительства в результате успешного выполнения первого пятилетнего плана и утвердил резолюцию “О втором пятилетнем плане развития народного хозяйства СССР (1933-1937 гг.)”, задачей которого были окончательная ликвидация капиталистических элементов и завершение технической реконструкции народного хозяйства. Съезд провозгласил полный идейный разгром всех фракционных и оппозиционных группировок.
Однако к концу съезда, несмотря на клятвы верности вождю и отповеди оппозиционерам, самобичевание и льстивые речи бывших “левых” и “правых” уклонистов (Каменев призывал “всеми силами, всей энергией противодействовать малейшему колебанию” авторитета Сталина, Бухарин величал его фельдмаршалом пролетарских сил), обнаружились признаки новой “оппозиции”, наметившейся при обсуждении кандидатур на пост генерального секретаря.
Участники событий (А. В. Снегов, в 1934 г. секретарь Иркутского горкома партии; старый большевик Л. С. Шаумян; Н. Андреасян, возглавлявший одну из счетных подкомиссий на съезде; О. Г. Шатуновская, в 1934 г. парторг МК и МГК, репрессированная позднее за принадлежность к троцкистской организации) рассказывали, что на роль генсека на XVII съезде партии “примерялись” кандидатуры Г. К. Орджоникидзе, Я. Э. Рудзутака, И. М. Варейкиса и чаще всего — С. М. Кирова. Известно, что 8 депутатов во главе с секретарем Северо-Кавказского крайкома Б. П. Шеболдаевым приглашали его на совещание и предлагали выдвинуть на пост генсека. Но он не просто отказался, а сообщил об этом предложении Сталину. И это имело трагические последствия.10 февраля 1934 г. пленум ЦК, избранный XVII съездом партии, сформировал Политбюро, Оргбюро и Секретариат. В Политбюро вошли Андреев (нарком путей сообщения СССР), Ворошилов, Каганович, Калинин, Киров, Косиор, Куйбышев (зампред СНК, председатель Комиссии советского контроля), Молотов, Орджоникидзе, Сталин. Секретариат ЦК образован в составе Жданова, Кагановича, Кирова и Сталина. С этого времени и вплоть до апреля 1966 г. должности генерального секретаря в ЦК партии не было. До появления в ЦК должности первого секретаря (сентябрь 1953 г.) формально все секретари ЦК были равноправны. Можно сказать, Сталин с 1934 г. сохранял “неформальное” лидерство в партии, фактически выполняя функции генсека.
1934 год вошел в историю не столько как год XVII съезда партии, сколько как год убийства Кирова и начала широкомасштабных репрессий против участников бывших оппозиций. Киров был одним из самых последовательных сторонников Сталина. С января 1926 г. и вплоть до убийства он был первым секретарем Ленинградского обкома и горкома партии. В октябре 1926 г. на пленуме ЦК Киров предложил вывести из состава Политбюро Троцкого и Каменева, а сам был избран кандидатом в члены Политбюро. В 1930 г. он стал полноправным членом Политбюро, а с февраля 1934 г. вдобавок еще и секретарем ЦК партии.Казалось, ничто не предвещало его гибели. Накануне XVII съезда партии, 17 января 1934 г., Киров выступил на объединенной областной и городской Ленинградской конференции с “культовым” докладом “Сталин — великий организатор побед рабочего класса”. С конца июля по август отдыхал в Сочи вместе со Сталиным и с Ждановым. С 3 по 30 сентября был в командировке в Казахстане. 25-28 ноября принимал участие в работе пленума ЦК в Москве, а 29 ноября возвратился в Ленинград и стал готовить доклад, с которым должен был выступить 1 декабря в 18 часов на партийном активе. Но за полтора часа до выступления был убит выстрелом из револьвера в коридоре Смольного. Убийство совершил бывший партработник Л. В. Николаев, у которого было не все ладно с психикой. Незадолго до убийства (15 октября) он задерживался с пистолетом у квартиры Кирова. Однако это не вызвало подозрений: уволенный с работы партиец ходатайствовал о предоставлении должности; пистолет принадлежал ему на законных основаниях. На вопрос, зачем он совершил убийство, ответил, что кто-то ведь должен был показать неблагополучие в стране, повторив подвиг А. И. Желябова (организатор покушений на императора Александра II, убитого 1 марта 1881 г.).
Действительные причины убийства обнаружились вскоре с начала следствия. Но, как писал позднее один из руководителей МВД П. А. Судоплатов, следователи не могли объявить, что член Политбюро погиб, запутавшись в интимных связях с замужними женщинами, в частности с привлекательной латышкой Мильдой Драуле, женой убийцы.
Вероятно, Сталину сразу же пришла в голову идея использовать убийство в политических целях как повод для организации расправы над неугодными кадрами партии и государства. В момент поступления сообщения об убийстве в кремлевский кабинет Сталина он тут же, до какого-либо расследования, заявил соратникам, что зиновьевцы, потерпев поражение в открытой борьбе, перешли к террору против партии.
Уже в первые часы после убийства Сталин, совещаясь с ближайшими сподвижниками, подготовил постановление, получившее название “закона от 1 декабря”. Вечером того же дня закон был введен в действие постановлением Президиума ЦИК. На обсуждение и утверждение сессией ЦИК СССР, как это требовалось по Конституции, постановление не выносилось, хотя действовало до апреля 1956 г. Справедливости ради следует отметить, что, спустя десятилетия, точно так же, в политических целях, хотели использовать убийство Кирова и разоблачители культа личности. Они безуспешно пытались доказать, что Сталин только ждал, а может быть, готовил убийство как повод для резкой смены курса страны. Судя по всему, он не готовил, а использовал убийство в политических целях. Следователи получили установку: “Ищите убийц среди зиновьевцев”. 6 декабря определилась схема следствия, согласно которой якобы существовало два центра. Первый — в Ленинграде под руководством Н. И. Котолынова, одного из лидеров ленинградского комсомола до 1925 г. Второй — в Москве во главе с Зиновьевым и Каменевым. Уже 29 декабря были расстреляны 14 членов первого центра, обвиненные в непосредственной организации убийства.
Декабрьские события в Ленинграде увеличили число арестованных по стране за год по обвинению в подготовке террористических актов и за высказывания террористического характера до 6501. По данным на 30 декабря 1934 г., на оперативном учете НКВД состояло всего 418 зиновьевцев (113 из них уже находились под следствием) и 10 835 бывших троцкистов (из них 1765 отбывали наказания или находились под следствием). По оценкам Сталина на февральско-мартовском (1937) пленуме ЦК, общее число лиц, увлеченных антипартийным течением (троцкисты, зиновьевцы, “рабочая оппозиция”, “правые”, демократический централизм), составляло около 30 тыс. членов партии.
Зиновьева и Каменева арестовали 16 декабря 1934 г. Вскоре было объявлено о существовании руководящего “Московского центра” в составе 19 человек. 18 января 1935 г. ЦК разослал по местным партийным организациям закрытое письмо “Уроки, связанные со злодейским убийством тов. Кирова”. В письме говорилось о существовании заговора, в который были вовлечены троцкисты и зиновьевцы, содержался призыв выискивать и изгонять из партии сочувствовавших Троцкому, Зиновьеву, Каменеву. Все это стало предвестником широкой волны террора, призванного положить конец самой возможности зарождения каких-либо новых оппозиций.